– Хм... – задумываюсь я, понимая, что Богдан отчасти прав: моя умершая жена не любила Анатолия – вот он и озлобился на того, кто в итоге нашел с ней счастье. Но такие подробности озвучит шестилетнему ребенку я не могу, а потому отвечаю: – Не знаю, милый. Возможно.
– Тогда, может быть, его просто нужно пожалеть?! – предлагает Богдан. – Поговорить с ним, сказать, что все будет хорошо?!
– Мне кажется, это не поможет, – признаюсь я.
– Почему?! – мой сын вполне верит в свою теорию.
– Потому что реальная жизнь не всегда похожа на сказки, сынок... Некоторые вещи нельзя исправить, а некоторых людей нельзя сделать добрыми, просто поговорив с ними и пожалев.
– Очень жаль! – он явно разочарован.
– Мне тоже, милый, – киваю я. – Но мы обязательно спасем твою сестренку, обещаю... Просто папе потребуется чуть больше времени... – возможно, целая вечность, так я думаю про себя, но вслух лишь добавляю: – Иди ко мне, – и обнимаю сына, вдыхая аромат его шампуня.
Мы проводим вместе минут двадцать, а потом вдруг раздается звонок от моего адвоката. Я осторожно выпутываюсь из объятий сонного сына и нажимаю кнопку вызова на смартфоне, удивленный такому позднему звонку:
– Добрый вечер, Геннадий Дмитриевич! Что-нибудь случилось?!
– А вы что, еще не в курсе, Матвей Тихонович?! – спрашивает адвокат таким голосом, что в моем и без того тревожном в последнее время разуме сразу пролетает несколько жутких сценариев развития событий:
– Что-то с Варварой?! Ее увезли еще дальше?! Ее отдали Карине?! Она заболела?! Что с моей дочерью?!
– Тихо-тихо, – успокаивающим тоном говорит Геннадий Дмитриевич, наконец понимая, что чертовски напугал меня. – С вашей дочерью все в полном порядке, Матвей Тихонович, я звоню не поэтому...
– Тогда что?! Что случилось?!
– Откройте интернет, – говорит мой адвокат. – Новостные ленты. Или включите телефизор – это уже даже там...
– Что?! Что там?!
– Эльвира Дарьяновна рассказала все журналистам во время кинопремьеры, – объясняет Геннадий Дмитриевич, пока я лихорадочно включаю свой ноутбук и слушаю его, открыв рот и не веря своим ушам. – Там огромное количество прессы: интернет-издания, журналы, независимые СМИ, государственные каналы, радио... Она предала огласке вашу историю...
– Не может быть!
– Это правда.
– Ее же... ее же просто разорвут! Арамен ее разорвет!
– Я тоже сначала так подумал, но...
– Но что?! – кричу я, срывая голос.
– Ее поддержали продюсер Карамелева Антонина Сергеевна и вся съемочная группа, пресса выспрашивает подробности, реакция общественности уже очевидна: люди будут требовать, чтобы виновные понесли наказание, а ваша дочь вернулась к вам... Дороги назад нет, и замять все не получится теперь даже у Арамена. Слишком большой резонанс.
– О боже... – я качаю головой и, наконец включив ноутбук, захожу в интернет. Там все точно так, как сказал Геннадий Дмитриевич: новостная лента просто пестрит сообщениями о том, что произошло на премьере нового молодежного сериала. К каждой заметке приложены фотографии: моя, Эльвиры, Анатолия и Антонины Сергеевны. Сотни репостов и комментариев в социальных сетях – и их становится только больше с каждой минутой...
– Вы должны ехать туда, – говорит мой адвокат.
– Вы так думаете?!
– Да, обязательно, чтобы подтвердить слова Эльвиры Дарьяновны и чтобы банально поддержать ее... Она сильная и смелая девочка – но давление, которое попытаются оказать на нее, будет просто огромно... Без вас она может не справиться – точно так же, как вы точно уже не справитесь без нее.
– Да, вы правы, – я киваю. – Тогда я вызову няню и...
– Я тоже подъеду на всякий случай. Встретимся на месте.
– Хорошо, спасибо, – я заканчиваю вызов и тут же набираю нашу няню Машу: благо, она живет недалеко и быстро приедет, чтобы уложить спать Богдана, пока я лечу по ночной Москве к своей любви и спасительнице.
ЭЛЬВИРА. 51 глава
– Я все еще не верю, что ты сделала это, – говорит мне Лиза, которая играла одну из второстепенных ролей в сериале.
– Знаешь, я и сама не верю, меня чертовски трясет, – признаюсь честно и в качестве доказательства показываю ей свои пальцы: они дрожат от нервного напряжения, которое я испытываю прямо сейчас. Я только что вернулась от журналистов, оглушенная вопросами, ослепленная вспышками фотокамер, и теперь мы тихонько переговариваемся в подсобке кинотеатра... Возможно, вскоре придется выходить под софиты и к микрофонам снова, потому что пресса продолжает прибывать, но пока у меня есть небольшой перерыв – и я просто жадно пью воду из бутылки, потому что горло пересохло.
– Как думаешь, это сработает? – спрашивает Лиза.
– Не знаю, – пожимаю плечами, а сама мысленно молюсь: только бы сработало, только бы сработало! Ведь это было последнее и самое важное, что я могла сделать для Матвея и Варвары. Если это не поможет – не знаю, что будет дальше. Не знаю, получится ли у моей новой семьи отвоевать ребенка... Если общественный резонанс не спасет Варю – то станет только хуже: Анатолий будет мстить, меня лишат возможности сниматься в кино и играть в театре и выгонят из университета, не позволив получить диплом, Варя останется в детском доме, а Матвей... не представляю, что с ним будет. Мне кажется, он просто сойдет с ума, если не вернет дочь в ближайшее время...
В этот момент в подсобку заглядывает Антонина Сергеевна:
– Эльвира, тут Матвей Тихонович приехал...
– Матвей?! – удивляюсь я, сразу вскакивая с места.
– Да, это я, – кивает мужчина, входя в комнату.
Позабыв обо всем на свете, я тут же бросаюсь к нему:
– Как ты здесь оказался?!
– Я все знаю, – говорит он, крепко обнимая меня, пока Антонина Сергеевна и Лиза уходят, оставляя нас наедине друг с другом.
– Но... как?! – я не сразу понимаю.
– Ты хоть представляешь, каких масштабов огонь разожгла?! – спрашивает Матвей, улыбаясь и гладя мое лицо пальцами.
– Н-нет, кажется, – отвечаю, невольно заикаясь.
– Все уже знают, – говорит Матвей. – Это новость номер один в интернете и на телевидении. Журналистов возле кинотеатра в десять раз больше, чем внутри... Мы с трудом пробились.
– Мы? – переспрашиваю я.
– Я и Геннадий Дмитриевич.
– Твой адвокат тоже здесь, значит?
– Да, на всякий случай, – кивает Матвей. – Потому что теперь моя очередь выступить перед журналистами.
– Но... если мои слова действительно возымели такое действие, то почему ты сам не дал какое-нибудь интервью, когда все это только началось – угрозы, суды и попытки забрать у тебя детей?!
– Если бы все это стал рассказывать я – дело бы просто замяли, – признается Матвей, пожимая плечами, и у меня сердце сжимается от этой несправедливости, ведь настоящие жертвы в этой истории – именно он и его дети, а вовсе не я! – У Анатолия слишком большое влияние на средства массовой информации. Искра просто не успела бы стать полноценным огнем. А ты... ты как чертова сойка-пересмешница в «Голодных играх», сумела организовать настоящую революцию! В твоем случае идеально сработали сразу два фактора. Первый – это то, что в одном месте и в одно время оказалось сразу так много журналистов из разных изданий. Они планировали сделать материал о премьере молодежного сериала – а получили нечто гораздо более ценное и провокационное.
– Ого, – говорю я, потому что просто не могу подобрать иных слов. Наверное, принимая решение говорить, я понимала все это подсознательно, но до этого момента не пыталась анализировать.
– Ну а второй фактор – то, что ты – не политик, а актриса, студентка, обычная девушка, – продолжает Матвей. – Общественность не любит вмешиваться в конфликты между политиками. Ты же рассказала им совсем другую историю: про ребенка, который лишился отца, и про отца, который лишился ребенка... Это гораздо сильнее. Людей трогают такие истории, и они объединяются, чтобы добиться справедливости... Не всегда, конечно, но нам, кажется, повезло...