Обычно осень для меня лично всегда была временем слякоти, серости будней, дождей и меланхолии. За кружкой чая с лимоном, когда сидишь в десятке свитеров, потому что в доме холоднее, чем на улице, а отопления нет, рядом ноут и напряженные до невозможности извилины мозга пытаются выдавить из себя хоть одну строчку будущей никому ненужной статьи для никем не читаемой газеты. Ни-фи-га. С долгим вздохом я потягиваюсь, отложив ноутбук до лучших времен, впереди еще целая неделя. Вдохновения искать негде, а лень так уютно мурлычет на мое ухо. М-да.
Плюнув на все, надеваю наушники и тихонько мурлыкая себе под нос любимую песню, иду на кухню готовить ужин. Настроение резко скакнуло вверх, когда подумал, что скоро Тимофей вернется. Мой парень, любимый альфа. Уже так много лет вместе. Познакомились еще в универе, когда я только начал осваивать интересующую меня журналистику. А он учился на другом факультете, но комната в общаге была одна на двоих. Обычно не селят вместе альф и омег, а тут мест не было — вот и подселили Тима ко мне. Ох, как я тогда смущался, стыдливо глядя на своего будущего парня. Обаятельный альфа с факультета биохимии. Не гений и не популярный мажорик, от денег которого все омежки должны течь и штабелями в кровать падать. Нет, симпатичный и обаятельный, с острым языком и небывалым энтузиазмом. Мы редко разговаривали, но, если сталкивались в коридоре, мой альфа всегда смотрел мне в глаза, словно я что-то значил для него. Он не идеален, не находчив, он — это просто человек, который зацепил меня и заставил думать, что он «мой». А вот когда его ко мне подселили, м-м-м, сначала было неловкость и смущение, потом притерлись друг к другу, узнали получше, а потом ко мне уверенно начали подбивать клинья. На чувства Тимофея я ответил взаимностью. А через какое-то время начали встречаться. А потом, когда альфу собрались переселять мы устроили такой скандал, что от нас отстали. Но соседи, сволочи такие, жаловались, что я очень громкий… Ага, это стены просто в общаге тонкие, да и вообще спать по ночам надо, а не слушать, как мы за стенкой трахаемся. Гм… Так и живем до сих пор.
Я уезжал на три недели в Питер, к брату, у него детки родились. Стал крестным. Своих захотелось. Уже за двадцать семь перевалило, да все без детей. Надо с альфой это обсудить. Маленькие детки, да вообще детки — это прекрасно… Вдруг зазвонил телефон, отрывая меня от готовки. Недовольно фыркнув, пошел в коридор и снял трубку, но не успел и слова сказать, как некто, мне неизвестный мурлыкнул сексуальным голоском в трубку:
— Тим, любимый, уже еду! Жди!
И прежде чем, я успел хоть что-то произнести в телефоне послышались гудки. Я так и стоял, сжимая в руке трубку и невидяще, бессмысленно смотрел в стену. Это как же так?! Что еще за «любимый»?! Сердце забилось, как в лихорадке, в голове проносились хаотичные, страшные мысли. Я завис, буквально чувствуя, как в легких сперло воздух от боли, от злости и досады. Тим… Как он мог, как?! Наивно, Боже, как же наивно в наши дни думать о вечной любви. Верно говорят, что это чувство самый быстро портящийся продукт. Но чем я разочаровал его?! Что сделал не так, заставив изменить?! Душа кровью обливается. Что же случилось такого, родной мой?! Он ведь говорил, обещал, клялся, столько лет, что живет для меня. Но глупый, ты, Дан, глупый. Что могло быть обиднее и больней, чем предательство любимого альфы. Кровь в жилах так и стынет, когда я спрашиваю у себя, сколько же был слеп? Сколько дней или месяцев Тимофей мне лгал?! И что же искал в чужих объятьях. Чего же не смог дать я?
Не знаю, сколько простоял в коридоре, с застывшими в глазах слезами и безумной болью в душе. Но злость всплыла еще более сильной волной во мне. Я заметался по нашей общей квартире, как тигр запертый в клетке, собирая свои вещи первой необходимости. Все что смог унести с собой — забрал. Быстро надел первое попавшееся пальто, оказавшееся серого цвета с забавными пуговицами и поспешно намотав на горло черный шарф, выскочил из подъезда к вызванному такси. Водитель отвез меня в гостиницу, в снятый поспешно номер. Видеть не хочу его!!!
Не раздеваясь упал на кровать и после небольшой заминки, набрал злополучный номер. И с напряжением ожидал ответа в длинных долгих гудках.
— Даня? — спросил теплый, с мягкими нотками баритон.
— Тварь, я все знаю! Козел! Будь счастлив со своим избранником! Чтоб у тебя член отвалился! А мой номер забудь, сволочь! — зло рявкнул я и повесил трубку, а затем и телефон отключил. Взвыл тихонечко и схватился за голову. Как не пытаюсь отвлечься, все мысли снова о Тиме…
Я бессмысленно шел по улице, порывы холодного, ноябрьского ветра заставляли продрогнуть до самых костей, да ерошили черные непослушные волосы. Додуматься же в минус хрен-знает-сколько надеть легкое пальтишко и теплый шарф, который спасал мой уже синий, наверное, от холода нос. Как он вообще не отвалился. Зябко нахохлившись, посмотрел на небо, затягивающееся темными тучами. М-да.
Мимо меня проходили люди. Такая живая человеческая река все спешащая куда-то. Как-то незаметно ноги принесли меня в городской парк. Листья на деревьях давно облетели и сейчас парк был абсолютно пустым, словно безжизненным. Только ветер гонял палую листву по дорожкам, змеями, убегающими вглубь парка. Меня, проходящего мимо очередного голого куста, вдруг скрутило резкой, острой болью. Спасибо, блин, очень вовремя! Вот еще надо же было додуматься, не намазаться чем-то что может перебить запах.
Сейчас конечно хорошо, что в парке пустынно и никакой посторонний альфа не «услышит» мой начинающий усиливается аромат. За целых три недели проведённую в Питере я естественно не мог не с кем переспать кроме Тимофея, даже не думал. Поэтому противозачаточные препараты и не принимал. Обычно у меня все строго по расписанию — раз в три месяца. Но сейчас почему-то дало сбой. А запах альфы, говорящий, что я занят, уже порядком ослаб и… у меня проблемы! В такое время, холодное, ветреное и позднее вряд ли кто гуляет. Кроме таких вот неудачников, как я.
Рваное дыхание теплыми облачками пара вырывалось изо рта. Я, забравшийся в самую глубь дорожек и деревьев, пустых скамеек и одиночно горящих фонарей, беспомощно облокотился спиной о ближайший шершавый ствол дерева, затравлено оглядываясь. Течка постепенно начинала набирать обороты. Кроме пульсирующей боли в животе, быстрого, бешеного сердцебиения и тяжелого дыхания, потихоньку начало наплывать возбуждение, так что иногда перед глазами плавали разноцветные круги. Так, Дан, давай, вдох и выдох.