Пытаясь дышать в сдержанном и спокойном ритме, обхватив себя за живот руками, я, удивленно задрав голову, смотрел, как с серого неба на серую землю падают искрящееся снежинки, оседая на землю пушистыми хлопьями.
И смотря на первом в этом году снег, падающий, нет даже преходящий в наш мир, как очищение, как начало чего-то нового и непорочного, ощущая, как на губах они таят, обращаясь в капельки, как нежно щекочут щеки и заставляют смаргивать себя с ресниц, я испытывал противоречивые чувства. Вроде бы у меня ситуация, которой поганее быть просто не может, страдаю от недотраха, а вот с другой стороны это зрелище красиво и мне бы хотелось смотреть на него, видя, как парк вокруг становится белым-белым. Но надо бы хоть скамейку найти и сесть, ноги уже не держат и желание, и боль, и душевные переживания просто нестерпимы.
И заставив себя отлепиться от дерева, иду дальше. А снег все напирает и уже с угрожающей силой застилал асфальт белый покрывалом. И наконец в мою дурную голову пришла мысль, что надо возвращаться в гостиницу. Я поспешил, строя болезненные гримасы и периодически сгибаясь в приступах боли. Чтобы срезать, пошел через свободное от деревьев место и про себя удивляясь, что земли уже не видно за мягким снежным покрывалом. Скорее его присутствие где-то недалеко, я скорее почувствовал, прежде чем уловить обострившимся от течки обонянием сильный для меня аромат альфы.
Удивленно останавливаюсь и откинув, упавшую на глаза челку, неверящее оглянулся. Тимофей вынырнул из сплошной снежной стены. В черной, наспех наброшенной куртке, с растрепанными, такими же черным, густыми волосами, в которых оседали снежинки, с лихорадочно горевшими теплым светом желто-карими глазами. Он дышал почти так тяжело от быстрого бега. Не скажу, что альфа был качком и очень высоким. Я доставал ему до переносицы.
Увидев меня, ошарашенно замершего и во все глаза смотревшего на него, Тим решил особо не церемонится с объяснения, какого хрена он тут забыл. В одно мгновение оказавшись рядом, альфа опрокинул меня снег и сев на мои бедра, чтобы не мог встать, навис сверху. Горячее дыхание теплым облаком овеяло мое лицо. Смотря в мои расширившиеся темно-карие глаза, он отрывисто заговорил:
— Больше не смей, слышишь, не смей, так делать! Даже представить не можешь, дурень ревнивый, как я извелся, не зная где ты! — прошипели мне прямо в лицо ну уж ооочееень нехорошим голосом. Я возмущенно трепыхался под далеко не легким Тимофеем, но он только сильнее сжал бедра (Боже, не надо, у меня и так шарики за ролики сейчас от его близости поедут! Я же не соображаю ни хрена), продолжил: — Почему не сказал мне все сразу?! Я тебе ответил и поклялся, что не изменил, не изменил! Так нет, надо идти к черту на куличики, а я потом ищи по запаху.
— Ага, не изменял ты мне, как же! Твой любовник все ясно дал понять! — рявкнул не менее злобно, стараясь не вдыхать аромат альфы через нос.
— Да разве на мне есть чужой запах?! — воскликнул Тим, после короткой заминки, я утвердился, что правда нет.
— А что тебе мешало его сбить? — резонно заявил я.
— Да, Бог ты мой, как с тобой сложно, — простонал альфа, — Хочешь дам тебе весь список всех своих звонков за неделю, поставлю на телефон прослушку, буду звонить тебе раз в полчаса и говорить где и с кем я. Это номером ошиблись! Неужели я один Тим на всей планете, а?! Все что хочешь, только не смей думать, что я разлюбил тебя, солнце ты мое, недотраханное.
Я вздрогнул, когда на последнем слове у Тима голос стал чуть хрипловатым и таким вкрадчивым. Все во мне заныло от нетерпения. Он почувствовал мою течку. Но упрямство и вредность родились раньше меня. Попытавшись оттолкнуть альфу, холодно прошептал:
— Так я тебе и поверил. Тимофей, вы бы резон свой поубавили и с меня бы слезли.
— Ну все, Дан, ты сам у меня напросился! Сам же молить будешь чтобы тебя быстрее трахнули в уже мокрую, — на моих ягодицах сжались крепкие ладони, я чуть выгнулся, шумно вздохнув, — Да в уже мокрую задницу.
— А тебе лишь бы всунуть член в чью-нибудь дырку! — продолжал я подливать масла в огонь, глазки-то уже не карие, а жёлтенькие. Звериные от желания. Да-а-а, Даниил, как низко ты пал. Уже собственно альфу нечестными махинациями соблазняешь, а бедняга и не знает. Но от течки и его близости крышу мне сорвало так, что капитальный ремонт уже не поможет.
— Конечно, очень хочется вставить тебе прямо тут! И не чья-нибудь дырочка, а очень даже моя! Знаешь, что мой хороший, течная моя омега? — как-то совсем уж нехорошо спросил Тим. Я ничего не ответил только «протестующе» взбрыкнулся под ним.
— Кое-кто сорвет себе сегодня голос, не будет спать всю ночь, а на утро и ходить не будет, — прорычал любимый, мой любимый, моя пара, поднимая меня на руки и со спринтерской скоростью направляясь к машине.
— Ох ты ж бедненький, Виагра нынче просрочена? — промурлыкал я, уже плюнув на то, что он посчитает меня нервной истеричкой, с прыгающим настроением. Моя бы была воля трахнулись бы прямо здесь, но все же отморозим себе. А деток хочу… С горячим телом рядом, больше не чувствовал холода, только нестерпимый жар и желания, чтобы меня взял поскорее. Да, Тим прав, скоро я, позабыв о стыде, буду просить об этом в голос.
— Моя Виагра — это когда ты течешь.
На этой оптимистичной фразе мы наконец добрались до машины. Вот честно не помню, как добрались до гостиницы. Только ввалились в номер, меня прижали к стенке. Рот накрыли любимые, родные губы, настойчиво, властно и терзавшие мои, требуя меня и отдавая себя. От этого ощущения сердце ухнуло вниз и я, застонав, обвил шею любимого руками. Я сторонник долгих, чувственных поцелуев, дававших ощутить желание свое партнера. Да и вообще было что-то эротическое в том, когда альфа погружает свой язык в мой рот. Не знаю почему, но от этого завожусь намного быстрее и ему это было известно.
В перерывах между поцелуями, мы снимали в спешке с друг друга верхнюю одежду. Самозабвенно целуясь с альфой, я уже активно стягивал с него футболку, выгибая спину под обнимающими меня руками. Немного привстать на цыпочки чуть прикусывая мочку уха Тима. Легко провел пальцами по немного выступающим ключицам, чуть улыбаясь. Люблю медленные ласки.