Но нет, после некоторых мучений на листе начала-таки вырисовываться Лили Снейп, до последнего замужества Поттер и в девичестве Эванс. Прогресс был просто потрясающим - учитывая, что у меня в прошлой жизни-то начало получаться что-то нормальное только после года попыток...
Надо сказать, рисунком я увлекся. Смотреть на фотографии - совсем не то, что видеть человека наяву, разница между безжизненной, пусть и двигающейся картинкой, и живыми эмоциями, жестами, мимикой, мимолетными взглядами, полуулыбками... На бумаге постепенно появлялась мамина уютная усмешка, ямочки на ее щеках, спокойный, но с едва заметной грустинкой взгляд, короткая прядь у виска, выбившаяся из наспех завязанного утром хвоста...
- Мэтт?
Я даже не заметил, как в комнату вошла мама.
- Мам? - я сразу заполошно подскочил со стула. Как-то не получается у меня к ним всем сходу привыкнуть. Особенно к ней.
- Себастиан сказал, что у тебя болела голова и ты лег спать, - обеспокоенно начала мама, и тут ее взгляд упал на стол. Она с каким-то приятным изумлением рассматривала простенький, в общем-то, рисунок.
- Просто... хотел сделать сюрприз, - не сразу нашелся я с ответом.
- Ты раньше не говорил, что рисуешь, - она, взглядом спросив разрешения, взяла со стола лист.
- Таился ради этого выражения лица, - растерянно улыбнулся я. - И сюрприза. И стеснялся. Мы можем поговорить об этом как-нибудь потом? - когда я придумаю что-нибудь относительно правдоподобное...
- Это потрясающе, - мама покачала головой и неожиданно крепко обняла меня. - Спасибо, мне очень приятно...
Я смог только пожать плечами. Мама отстранилась и задумчиво потерла щеку.
- И давно ты рисуешь?
- Ну, сравнительно, - врать откровенно не хотелось, но и говорить "уже лет пятнадцать" явно было не лучшей идеей.
- Это очень здорово, правда, - мама несколько секунд на меня гордо смотрела, потом скорчила легкомысленную гримасу и еще раз обняла меня. - Ты очень талантлив, Мэтью, - на это я промолчал. - Ладно, юный Леонардо, ты окажешь нам честь и спустишься к ужину?
- Да, конечно, - я торопливо кивнул, мама, взяв меня за руку, направилась на кухню.
Ужин был очень похож на завтрак, с той поправкой, что теперь обсуждалась дневная прогулка, то есть я со спокойной душой мог молчать или спрашивать о каких-то деталях. Приходилось делать второе - меня упорно вовлекали в беседу. Про мои внезапно прорезавшиеся художественные таланты не было сказано ни слова - мама, очевидно, приняла близко к сердцу слова про сюрприз и "как-нибудь потом", правда, от частых гордых взглядов не воздерживалась.
В целом вечер прошел тихо и уютно. За ужином и повторной коллективной чисткой кухни последовали мирные посиделки в гостиной. Ну и, конечно же, сон.
Ложился спать я с легким сердцем. Прежде всего благодаря своей стрессоустойчивости, ну и с неким подражательством одной небезызвестной темноволосой стервозе - я решил, если придется, побеспокоиться обо всем завтра. Кроме всего, во мне чудесным образом жило две надежды - на то, что я завтра проснусь собой и на то, что теперь я буду каждое утро просыпаться здесь.
Просыпаться долго не хотелось. Я валялся на кровати, не открывая глаз и, как это ни парадоксально, ждал будильника. Что могу сказать - будильник не спешил.
В конце концов я все же решился открыть глаза, и с неким внутренним противоречием узрел родной бежевый потолок. Ну... сон. Что ж, это было достаточно приятно и поучительно...
Я натолкнулся взглядом на часы и озадаченно нахмурился - на них было три часа, окраска вида за окном недвусмысленно намекала либо на ночь, либо на конец света, либо на эпичное затмение. По крайней мере, я понял, почему будильник не звонил.
В комнате все было по-прежнему, кровать не двигалась, тумбочки злодейски стояли в засаде, беззаветно поджидая возможности ушибить мне пальцы ног, телевизор на стенке безучастно пялился на пол черным чуть поблескивающим провалом, портрет Флер и тот мирно стоял в уголке. Я в очередной раз откинул простыню, защищавшую полотно от лишнего света, и посмотрел на картину. Забавно, на карандашном рисунке Флер неизменно получалась искренне улыбающейся, с задорной хитринкой в глазах, а вот слой красок сделал ее холодной и колючей, с хищной, хоть и все еще приятной ухмылочкой и ледяным издевающимся взглядом... Карандашные версии у меня всегда были добрее и человечнее, чем они же, обросшие краской (эти были, как правило, с холодом и скрытой агрессией). Не знаю, почему так. Дафна, Драко и Блейз время от времени пытались задвинуть на эту тему какое-то поэтичное объяснение, но я никогда к ним не прислушивался.
На всякий случай выглянул в окно еще раз, даже высунулся наполовину. Выяснилось, что уютный экстерьер дома был дополнен симпатичным белым контуром на асфальте прямо под моим окном.
- Надо хоть узнать, кто тут суицидом переувлекся, - пробормотал я себе под нос.
- Ты, - со смешком заметили откуда-то из-за спины.
- Вы посягаете на частную собственность, - проинформировал я визитера, спокойно оборачиваясь. Поправочка - визитершу. Хрипловатый низкий голос, хоть и был опознан мной как женский, все же заставил повременить с окончательными выводами, но зря. Итак, неподалеку от дверного проема, опершись спиной на стену, стояла невысокая брюнетка в темном брючном костюме. Лицо с тонкими, чуть неправильными чертами сейчас выражало причудливую смесь фальшивого сожаления и неагрессивной издевки. Женщина небрежно обмахивалась газетой ("Пророк", кажется), которую держала в правой руке, а левой ловкими неосознанными движениями вертела брелок, кажется, с боевой косой - точно рассмотреть не удалось.
Одна проблема - конкретно в этой квартире после того, как были произведены все ремонтные работы, никогда не было ни одной живой души - кроме меня, разумеется.
- Несомненно, ты засудишь меня за это, - покаянно фыркнула она, забавно приподняв брови домиком, и тут же легко улыбнулась: - Я могу сказать в свое оправдание, что принесла газету?
- С каких пор газета стала достаточным поводом для вторжения в чужой дом? - иронично спросил я, присаживаясь на подоконник.
- Газета? Никогда им не была, я думаю, - брюнетка оттолкнулась от стены и внимательно посмотрела на меня. - Но информация всегда считалась ценной, не так ли? - и она бросила мне "Пророк". Пришлось даже соскочить с подоконника, чтобы его поймать...
Подозрительно покосившись на незваную гостью, я развернул газету. Прочитал заголовок. Сложил обратно.
- Это что, серьезно?
- Вполне, - невозмутимо кивнула брюнетка.
- Поразительно. Как мне, кстати, тебя называть? - спохватился я. Правила приличия никогда не были моей сильной стороной. Я по сей день почтительно выкаю нашему нынешнему Министру, потому что никак не могу запомнить его имени...
- Уверена, - хмыкнула она, - что у тебя уже готово около сотни прозвищ с самыми разными направленностями. Не стесняйся, выбирай любое.
- Ладно... - я покачал головой, еще раз развернул газету и выразительно прочитал: - Гарри Джеймс Поттер, кавалер ордена... так, это неинтересно... а, вот: ...и успешный юрист прошлой ночью выпал из окна! Кто этому вообще поверит?! И кто устроил этот фарс?
- Отвечая на твои вопросы... Поверят в это все, так как, видишь ли, это суровая и беспощадная реальность. Твой труп уже даже освидетельствовали и даже сожгли, чтоб ты случайно не воскрес. А устроила... Ну, - она покаянно взглянула на меня и с тяжким вздохом произнесла: - Я.
- Ты, - я кивнул. Брюнетка, видимо, про себя искренне потешаясь, серьезно кивнула в ответ, я, движимый непонятным упрямством, кивнул еще раз... С минуту мы сосредоточенно обменивались кивками. Наконец, я опомнился: - А ты вообще кто?