— На нём были наручники, препятствующие распространению кошмаров. Он, по сути, беспомощным был. И ему надо наблюдать за тобой, потому что именно его магия сейчас держит тебя в Онейре, — парировал Альбин. — Что теперь скажешь? Что ты и не просила, чтобы тебя тут оставляли? Что лучше б ты умерла у Лейлы на руках? Прекрасно, ничего не скажешь. Сама стала печаткой, которая только теперь и может открыть главный проход в мир бодрствующих для кошмаров, а сама крутишься постоянно на острове. Что? Неужто на тёмную сторону потянуло?
Ночник говорил, как в горячке. На бледном лице выступили красные пятна, руки дрожали, а всё тело выдавало сильнейшее напряжение, будто вот-вот сорвётся и ударит Лизу, которая и сама была бы не против выпустить пар. Несмотря на невысокий рост, взгляд у неё был угрожающий. Руки сжаты в кулаки, корпус чуть наклонен в сторону Альбина, смотрела глаза в глаза. Того и гляди, что между ними проскочит разряд.
— Идиот, я к родителям на лето моталась! Кто ж виноват, что я взяла разрешение у Траума на две недели, надеясь, что они за две недели спокойно примут неизбежное, а потом ещё на полторы задержали? Естественно, я моталась постоянно на остров Кошмаров! — взъелась ночница, взмахнув рукой и чуть было не задев Альбина.
— А вчерашние ваши ночные полеты? — холодно, как лёд Арктики, спросил он. — Это тоже разрешение к бодрствующим было?
Лиза оторопела. Она и подумать не могла, что Альбин слышал про вчерашние ночные прогулки. Да и откуда? Об этом знала только Лейла, но она и не рассказывала никогда ему ни о чем. Сама понимала, что смысла в этом никакого нет. И так в последние месяцы ругаются, как кошка с собакой. Подливать масла в огонь просто резона не было.
Разжав руки, Лиза сделала небольшой шаг назад. Выражение лица тут же стало удивлённым, если не шокированным. В глазах промелькнул страх и готовность оправдываться.
— Как? — только и выдала она из себя, даже не пытаясь скрыть, что ничего подобного не было.
Нервно рассмеявшись, Альбин размашисто развернулся и отошёл к окну.
— Не делай из себя дурочку, Лиза, — в последний раз, когда он так говорил, то думал, что она — предательница. — Я тебе ещё про это в первую нашу ночь рассказывал. К подопечным прикреплен таймер, чтобы смотреть, когда они случайно перескочат из одного видения в другое. Этот же таймер служит и своего рода датчиком, маячком, чтобы кураторы знали, где вы находитесь. Только большинство его отключают уже на третий день. Я тоже так поступил, но недавно решил проверить, где ты гуляешь. Больно интересно стало.
— Ты следил за мной, — упавшим голосом произнесла Лиза.
Для неё подобная новость была, как ножом по сердцу. Хуже предательства - только недоверие близкого человека, коим Альбин стал за последнее время. И вот она узнала, что он решил проследить за ней. Конечно, вполне законно, но как низко с его стороны! Даже ей не сообщил. Да, о таймере предупреждал, но не о маячке.
— А ты как думала? — хмыкнул юноша. — Со Стефаном моталась на остров Кошмаров.
Глава 3.2
— Мы были не…
— Ой, да хватит заливать. Думаешь, я не знаю этого придурка? — поинтересовался Альбин, вновь нервно хохотнув. — Мы с ним в школу поступали в одно время при условии, что я находился тогда здесь год, а он — чуть больше девяноста лет. Да он почти ровесник Лейлы! Ты хотя бы знаешь его историю? — обратился он к Лизе.
— Знаю. Уже просветили, — намекая на подругу, ответила она.
А сама волком смотрела на Альбина. Он смог одной фразой задеть её, раздувая конфликт буквально из ничего.
— Но это не значит, что он — плохой ночник! — попыталась встать на сторону друга Лиза.
— Он хоть имя-то твоё помнит? — спросил самоуверенно Альбин, ведь знал: у Стефана память хуже, чем у аквариумной рыбки.
— Он называет меня «колибри». Мне и этого достаточно, — вздёрнула подбородок ночница.
В ответ она лишь услышала смех. Нервный, вперемешку со злым. Альбин не на шутку рассердился, хотя и сам думал о том, что стоило помириться с подругой.
Сделав глубокий вдох и кое-как справляясь со смехом, ночник положил руки на плечи Лизы и посмотрел в глаза. Голубой и зелёный причудливо смешивались, особенно в этой палитре непонимания и полной растерянности.
Он и сам понимал, что выглядит сейчас, как самый натуральный псих: сначала спокойный, потом злится, а затем и вовсе заливается истерическим смехом.
— Тогда слушай меня, колибри, — он нарочно выделил последнее слово, сделал на нём едкий, буквально ядовитый акцент, — если ты спутаешься с ним и тебя затянет в какую-то передрягу, из которой надо будет вытаскивать, — на меня не рассчитывай. Понимаешь? — спросил Альбин, даже слегка наклоняясь к Лизе.