Омерзительный фарисей.
Гольтгойер тоже не лучше.
Все злые, злые, злые.
Если бы знали, что я о них думаю.
Думайте, что вам угодно, лишь бы в порядке были перед начальством.
Совесть нужна человеку в частной жизни, на службе же и в общественных взаимоотношениях решает начальство.
Предписание составил великий князь Михаил.
Солдафон.
Из нас тоже хотят сделать шпионов и солдафонов.
Профессор Баршев учит, что высший идеал справедливости превосходно воплощается в кнуте.
Его превосходительство Михаил Евграфович Салтыков приказал выпороть заправил и подстрекателей.
Не хочу.
Маменька дорогая, возьми меня отсюда.
Маменька дорогая, позволь мне остаться в Москве, там было так хорошо, у меня были товарищи, я делал успехи, педель ни разу руки на меня не поднял.
Маменька, прошу.
Но, Мишенька, ты знаешь, как мы тебя любим, это для твоего же блага, ты сделаешь блестящую карьеру.
Маменька.
Это только сначала трудно привыкнуть, но, Мишенька, ведь ты разумный мальчик.
Господа, Салтыков снова ревет.
Салтыков, не мешай спать.
Отстаньте.
Плакса, позорит Лицей.
Всегда один.
Аллеями, в шелест опадающих листьев, шорох осыпающегося со старых колонн великолепия, к лебедям, теряющим пух на озере, в сжимающую сердце царскосельскую осень.
Богини язвительно кривят выщербленные губы.
И вдруг — просвет в кустах, и вытянутая на берегу фигура, большие башмаки едва не касаются воды.
Отступить — но тот уже встает, оправляет мундир, смотрит исподлобья и, видимо, успокоенный, снова ложится. Рядом раскрытая книга.
Извините, я не хотел помешать — трехгранная шляпа с головы.
Ладно, без церемоний.
Он на несколько лет старше, некрасивый, прыщеватый, без улыбки, но неожиданно кажется, что это кто-то близкий, понимающий, почти брат.
Вы тоже от них убегаете.
Пожатие плеч.
Не интересуют меня.
Вы знаете, они все время про конюшню.
Это называется инстинкт самосохранения.
Но это ужасно.
Как все вокруг.
Ну да.
Он откладывает книгу, погружает пальцы в растрепанные волосы.
Нас учат презирать материю, поэтому материя, к которой мы, несмотря ни на что, обращаемся, принимает тривиальную и уродливую форму. Ты веришь в Бога?
Я не знаю.
Ты не можешь верить в такого Бога, как они. Дух, оторванный от материи, ужасен. Должна возникнуть новая религия, сознающая, что дух совершенствуется через совершенствуемую материю. Тогда земля перестанет быть юдолью слез. Я пробовал объяснить это Коху.
Вы разговариваете с воспитателем о религии?
Хотел, но он посадил меня в карцер.
Эта гримаса должна означать улыбку. Новый знакомый не умеет улыбаться. Но все же немного посвободней.
Вам повезло, что дело ограничилось карцером.
Можешь называть меня Мишей.
Я тоже Миша. Салтыков.
Буташевич-Петрашевский. Читаешь что-нибудь?
Стихи.
Эти? Погиб поэт, невольник чести, пал оклеветанный молвой.
Глубокий вздох. Лишь бы не ошибиться.
С свинцом в груди и жаждой мести, поникнув гордой головой.
А это? Enfin sa bouche flétrie ose prendre un noble accent et des maux de la patrie ne parle qu’en gémissant.
Еще бы. Nous qui faisons le procès à tous les mauvais Français, parlons bas, parlons bas, ici près j’ai vu Judas.
Как две собаченки обнюхивающие друг друга со все большим жаром.
Wie heiter im Tuillerienschloss/blinken die Spiegelfenster,/ und dennoch dort am hellen Tag/ gehn um die alten Gespenster.
Каждое слово имеет значение само по себе, но к тому же, а может и прежде всего, становится опознавательным знаком, радостным сигналом взаимопонимания: ты такой? такой! это ты? это я.
Беранже — но также и я, Петрашевский.
Гейне — но его словами, пока у меня нет собственных, представляюсь я, Салтыков.
Напротив, в окнах дворца розово заходит солнце.
А тогда вы тут был?
Ты собирался говорить мне ты.
Ты тут был?
Он жил на той стороне парка, в том деревянном доме с колоннами. Однажды я встретил его у озера.
Неужели?
Я шел за ним до самого дома. Он был задумчив, не заметил меня. Перед крыльцом стоял какой-то экипаж. Он громко рассмеялся и вбежал на крыльцо.
Я завидую тебе, что ты его видел.
А когда это случилось, нас заперли в дортуаре, чтобы мы не пошли к нему. Я продышал в замерзшим стекле маленькое окошечко, но за ним был только снег.
Солнце зашло.
Ты уже должен идти, Миша. Мы не можем показываться вместе.
Я знаю.
Попытка улыбнуться.
Инстинкт самосохранения.
Именно.
Про эту материю я не совсем понимаю.
Иди уже.
Что это значит совершенствовать материю?