Симона (берет саблю и каску). Почистить вам это, мсье Жорж?
Жорж. Нет, это пригодится тебе. Ты же Орлеанская дева.
Симона (надевая каску). Да, правда. Я должна сейчас же идти к королю, в Орлеан. Туда тридцать километров, а танки делают семьдесят километров в час. И башмаки у меня дырявые. А новые я получу только на пасху. (Поворачивается, чтобы идти.) Помахайте мне рукой на прощанье, мсье Жорж, а то мне страшно! Ведь сражение - это такая старомодная кровавая штука.
Жорж пытается помахать перевязанной рукой и исчезает.
(Пускается в путь к Орлеану, маршируя по маленькому кругу, громко поет.)
Шел в поход я в Сен-Назэр,
Без штанов явился.
Закричал мне офицер:
"Где ж ты так напился?"
Мой ответ был очень прост:
"Путь был слишком длинен,
Слишком был высок овес,
Небо слишком сине!"
Робер и Морис внезапно появляются и семенят вслед за Симоной. У них
средневековое вооружение, надетое поверх шоферских комбинезонов.
Что вы здесь делаете? Зачем вы ходите за мной?
Робер. Мы следуем за тобой как твои телохранители. Только не пой, пожалуйста, эту песню. Это неприлично. Мы обручены с тобой, Жанна, так что веди себя как полагается.
Симона. И с Морисом я тоже обручена?
Морис. Да. Тайно.
Дядюшка Густав идет им навстречу в примитивных средневековых доспехах.
Он смотрит в сторону, хочет пройти мимо.
Симона. Дядюшка Густав!
Дядюшка Густав. Нет, со мной у вас это не выйдет! В моем возрасте меня еще заставляют возиться с пушками. Чего захотели! Живи на чаевые и умирай за Францию.
Симона (тихо). Но Франция, твоя мать, в опасности.
Дядюшка Густав. Моя мать была мадам Пуаро, прачка. Она была в опасности, когда у нее было воспаление легких. А чем я мог помочь? У меня не было денег на бесконечные лекарства.
Симона (кричит). Тогда я тебе приказываю именем бога и ангела, чтобы ты вернулся и встал к орудию для борьбы с врагом! (Примирительно.) Я сама буду чистить твои пушки.
Дядюшка Густав. Ладно. Это дело другое. На, неси мое копье. (Передает ей копье и семенит за ней.)
Морис. Долго еще, Симона? Ведь это все только для капиталистов. А рабочие... (Бормочет что-то непонятное.)
Симона тоже отвечает ему на непонятном "сонном" языке, говорит с большой
силой убеждения.
(Понял ее.) Это, конечно, правильно. Ладно, пошли дальше.
Робер. Ты хромаешь, Симона. Эта железная штука слишком тяжела для тебя.
Симона (внезапно обессилев). Простите, это потому, что я не позавтракала как следует. (Останавливается, вытирает пот со лба.) Сейчас пойдем дальше. Робер, ты не можешь вспомнить, что я должна сказать королю?
Робер (бормочет что-то на "сонном" языке). Вот и все.
Симона. Большое спасибо. Конечно, это самое. Смотрите, вон уже видны башни Орлеана.
Идет полковник в латах, на которые надет пыльник. Он крадется к воротам.
Дядюшка Густав. Недурно для начала. Маршалы уже покидают город и бегут.
Симона. Почему на улицах так пусто, дядюшка Густав?
Дядюшка Густав. Наверно, все ужинают.
Симона. А почему не бьют в набат, когда подходит враг?
Дядюшка Густав. Должно быть, колокола послали в Бордо по требованию капитана Фетена.
Хозяин стоит в дверях гостиницы. На нем шлем с красными султанами, а на
груди что-то стальное, ярко сверкающее.
Хозяин. Жанна! Ты сейчас же отнесешь мои спекулянтские пакеты в спортивный клуб.
Симона. Но, мсье Анри, Франция, наша общая мать, в опасности. Немцы уже на Луаре. И мне надо поговорить с королем.
Хозяин. Это неслыханно. Гостиница делает все, что может. Не забывай о почтении к своему хозяину.
В гараже появляется человек в пурпурном одеянии.
Симона (гордо). Видите, мсье Анри, это король Карл Седьмой.
Человек в пурпуре - это мэр, у которого королевская мантия накинута
поверх пиджака.
Мэр. Добрый день, Жанна.
Симона (изумленно). Так это вы король?
Мэр. Да, по долгу службы. Я реквизирую грузовики. Нам надо поговорить с глазу на глаз, Жанна.
Шоферы, дядюшка Густав и хозяин исчезают в темноте. Симона и мэр
садятся на каменный цоколь бензиновой колонки.
Жанна, все кончено. Маршал уехал и не оставил адреса. Я написал главнокомандующему насчет пушек. Но письмо с королевской печатью вернулось нераспечатанным. Коннетабль говорит, что его уже ранили в руку, хотя никто не видел раны. Все прогнило до основания. (Плачет.) Ты, конечно, явилась, чтобы упрекнуть меня в слабости? Да, я слабый человек. Ну а ты, Жанна? Сначала я должен от тебя услышать, где припрятан левый бензин.
Симона. На кирпичном заводе, конечно.
Мэр. Я знаю, я смотрел на все это сквозь пальцы. Но ты отнимаешь у беженцев последнее су за твои спекулянтские пакеты.
Симона. Я это делаю, чтобы сохранить место для ангела, король Карл.
Мэр. Так. А шоферы, чтобы не потерять работу, возят вместо беженцев вино капитана Фетена?
Симона. Да. И еще потому, что хозяин выхлопотал для них броню, чтобы их не брали в армию.
Мэр. Да! Уж эти мне хозяева и знать! Из-за них у меня седина в волосах. Знать против короля. Это ведь написано и в твоей книжке. А за тобой стоит народ. Особенно Морис. Не можем ли мы заключить пакт, Жанна? Ты и я.
Симона. Почему бы нет, король Карл? (Нерешительно.) Но только вы должны вмешаться в коммерческие дела, чтобы котлы всегда наполнялись доверху.
Мэр. Я посмотрю, что можно сделать. Правда, я должен остерегаться, иначе они лишат меня королевского жалованья. Ведь я человек, который на все смотрит сквозь пальцы. Поэтому никто меня не слушается. Все неприятное должен делать я. Взять, например, саперов. Вместо того чтобы силой забрать себе довольствие из ресторана, они приходят ко мне: "Чините сами свои мосты. Мы будем дожидаться своей походной кухни". Ничего удивительного, что герцог Бургундский перебежал к англичанам.
Хозяин (стоя в дверях). Я слышу, король Карл, вы недовольны? Может быть, вы все-таки подумаете о гражданском населении? Оно истекло кровью. Никто больше меня не болеет душой за Францию, но... (Жест беспомощности, уходит.)