Сначала меня ожидало небольшое разочарование. Оказалось, что музей и реставрационные мастерские находились отнюдь не под одной крышей, а в разных помещениях. Охранник у входа — в музее к тому же был выходной день — подробно рассказал, как добраться до мастерских, но я нашла их с трудом. Подходя наконец к маленькому обветшавшему флигельку, затерявшемуся в бесчисленных улочках и квартальчиках Замоскворечья, я посмотрела на часы и невольно присвистнула: весь поход занял у меня три с половиной часа! Не хватало только обнаружить на двери корявую надпись «Санитарный день» или «Закрыто на ремонт», как это часто бывает.
Слава Богу, на обшарпанной двери никаких объявлений не имелось, разве что выведено нецензурное словечко. Охраны при входе не было, а за столиком сидела древняя старушка в огромных очках с толстенными линзами, делающими ее похожей на спящую сову. Наверное, она и в самом деле дремала с полузакрытыми глазами, потому что никак не прореагировала на мое появление. Я хотела было прервать ее сладкую дрему, но передумала: от таких старух никогда не добьешься толку, самое большее, на что они способны, так это не пущать.
Я отправилась в самостоятельное путешествие по флигельку. Внутри он был еще более запущенным, чем снаружи. Давно не крашенные деревянные половицы, каких уже практически нигде в Москве не увидишь, стонали и устало вздыхали под моими ногами; изразцовая печь пошла трещинами, двери перекошены — типичная иллюстрация к положению заведений культуры, не приносящих дохода государству или отдельным его гражданам. Мне невольно вспомнился уютный особнячок, в котором помещалось руновское АО «Колорит», где никакого запустения не наблюдалось.
— Когда уже это все завалится нам на голову, — донеслось до меня из-за слегка приоткрытой двери в конце коридора, — тогда, может быть, про нас и вспомнят.
Женский голос звучал устало и как-то надтреснуто. Другой голос, тоже женский, но помоложе, с готовностью подхватил:
— Как же, вспомнят про нас, кому мы нужны, архивные крысы? Сидим тут, возимся с древним хламом и сами превращаемся в древний хлам. Зарплату бы платили, и на том спасибо.
Следом вступил третий женский голос, жесткий и требовательный:
— Что же ты, если деньги нужны, не пошла работать на фирму? У вербовщика морда от сытости трескалась, что ж не согласилась? Ты еще молодая — тебе и карты в руки, а нам уже все равно.
Та, которую назвали молодой, почему-то перешла на шепот, но акустика старого помещения позволила мне расслышать каждое слово:
— Ну нет, только не к ним… У них там нечисто.
— Злой дух, что ли? — насмешливо уточнила все та же пожилая.
Я не стала дожидаться окончания разговора и потянула на себя дверь, за которой оказалась большая светлая комната, обставленная скудной и старой канцелярской мебелью. Три женщины в черных халатах стояли, наклонившись над столом, и что-то внимательно рассматривали. Дверь из рассохшихся досок скрипнула, и женщины, обернувшись словно по команде, уставились на меня. Две из них, молодая с небрежным пегим хвостом и пожилая, посмотрели на меня спокойно и безразлично. Зато третья, лет сорока, полноватая, с бледным одутловатым лицом, вздрогнула и лихорадочно схватилась за ворот рабочего халата, точно у нее внезапно перехватило дыхание. Ее растерянный взгляд прямо-таки вонзился в мое лицо. Я почему-то сразу поняла, что именно она мне и нужна.
— Здравствуйте, — сказала я, откашлявшись.
Женщины довольно холодно мне ответили, продолжая сверлить меня глазами, но не спрашивали, зачем я пожаловала.
— Кажется, я к вам.
Женщина, которая занервничала при моем появлении, растерянно оглянулась по сторонам:
— Ко мне? А что вы хотели?
Я ее перебила:
— Мы можем поговорить наедине?
Она подумала, видимо, мысленно перебирая какие-то свои резоны, наконец неуверенно приблизилась:
— Только у меня мало времени.
— Я вас не задержу, — пообещала я.
— Пока без меня управитесь, — бросила она двум другим женщинам через плечо и направилась к двери. Те, как мне показалось, были шибко заинтригованы.