Она молча прошла по коридору и так же молча пригласила меня войти в небольшую комнату, наверное ее кабинет, так же молча, жестом предложила мне сесть и, прислонившись плечом к краю оконного проема, сказала:
— Так вы ее родственница? Надо же, а Ольга считалась у нас круглой сиротой.
Я сочла за благо согласиться. Это был выход, иначе как бы я объяснила свой интерес?
Женщина закурила и какое-то время смотрела в окно, брезгливо придерживая двумя пальцами черную пыльную портьеру. Пауза затянулась, но я не торопилась ее прервать, понимая, насколько призрачны мои шансы. Я боялась спугнуть едва намечавшийся между нами контакт. Наконец, сделав глубокую затяжку и измерив взглядом заметно отросший столбик пепла на сигарете, она произнесла:
— Вы так похожи, что в первое мгновение я даже испугалась, хотя абсолютно не верю во всякие там штучки с полтергейстом и прочими чудесами… Вы кто будете Ольге, сестра?
— Да, — неожиданно для самой себя подтвердила я охрипшим голосом.
— А что же вы раньше никогда не появлялись? А впрочем, какое мне дело… Только что вам нужно теперь, через десять лет? Тогда ею никто не интересовался, пришел какой-то тип из милиции, задал несколько вопросов… Поставили точку и забыли, мало ли что случается в большом городе. Выпала из окна, и все шито-крыто. — Она расплющила окурок в стеклянной пепельнице, стоявшей на подоконнике.
По-видимому, она не очень-то верила в то, что это был несчастный случай, но какие основания имела я, пришедшая через десять лет, ворошить давнюю историю?
— Видите ли, — пустилась я в отчаянное плавание по морю безнадежного вранья, — так сложились обстоятельства, что в тот момент, когда все это случилось, я находилась очень далеко и ни о чем не догадывалась… Нас с Ольгой разлучили в раннем детстве, и мы ничего не знали друг о друге… А сейчас вскрылись некоторые обстоятельства… В общем, я почувствовала необходимость узнать о ней все, что можно…
Я лгала примитивно, бесталанно, сказочка получалась просто карамельно-ванильная, ни один здравомыслящий человек ни при каких обстоятельствах в нее бы не поверил. Этакий незамысловатый сюжетец из мексиканской «мыльной оперы».
Кажется, она и не поверила, но не стала разбираться в моем бреде, просто выслушала со скучающим видом.
— Не знаю, что такого полезного и интересного об Ольге я могла бы вам рассказать. Близкими подружками мы с ней не были, просто выходит, что сегодня в мастерских из тех, кто ее знал, я одна осталась. Остальные — кто уволился, кто — на пенсию ушел, иных уж нет… А потом Ольга была очень скрытным человеком, здесь она ни с кем не делилась секретами, если таковые у нее, конечно, имелись…
— Но были же у нее подруги какие-нибудь, у каждой женщины есть подруги, — начала я и осеклась. А были ли подруги у меня?
— Не знаю, ничего не знаю, знаю только, что хоронили ее за счет музея. Слава Богу, тогда еще у музея деньги имелись, сегодня, наверное, отвезли бы на кладбище для бомжей. На похоронах почти никого не было, соседи, несколько человек из мастерских…
— А молодой человек, у нее ведь был молодой человек?
— Представления не имею, — пожала она плечами, — возможно, что имелся, она ведь была очень привлекательной девушкой, даже красивой.
— А где она жила?
Я приготовилась снова услышать «не знаю», но она сказала, близоруко щурясь в окно:
— Да тут недалеко, в нескольких кварталах. Видите ли, у музея когда-то было что-то вроде общежития, которое со временем превратилось в обычную коммуналку. Там Ольге выделили маленькую комнатку, метров двенадцать, с тремя или четырьмя соседями.
Она достала из верхнего ящика стола ручку и, оторвав листок от настольного календаря, что-то быстро на нем начеркала и протянула мне:
— Вот адрес, если хотите. Может, соседи вам больше расскажут, хотя сомневаюсь, контингент там успел, наверное, смениться.
Я поняла, что точка в разговоре поставлена, и попрощалась, но, когда я подошла к двери, она меня окликнула:
— Знаете, я еще кое-что вспомнила. Ольга ведь подрабатывала, я это точно знаю, помогала одному известному московскому коллекционеру. Как же его?.. Герман Иратов, отчества не помню. Что-то про него давно ничего не слышно, уж не умер ли… Жил где-то на Тверской, и дома у него были такие раритеты!.. Если мне не изменяет память, однажды в нашем музее проводилась выставка из частных собраний с его участием.
Я вышла из флигелька и окунулась в ранние фиолетовые сумерки. Желтые фонари робко роняли слезливый свет в темные уголки заброшенного переулка, во влажном воздухе висела мелкая снежная пыль, длинные тени кряжистых деревьев-уродцев, лишенных солнца почти круглый год, расчерчивали сугробы ломаными линиями. Внезапно мне стало страшно, возникло такое ощущение, словно что-то огромное и невидимое, но осязаемое стелется вслед за мною, пытаясь обнять своими скользкими щупальцами. Я запахнулась в шубу, спрятав голову в воротник, и, невольно ускорив шаг почти до бега, кинулась к светившейся неоном, наполненной шумом проносящихся автомобилей улице.