Первым звенящую тишину прервал Рунов.
— Узнаешь? — спросил он, обращаясь к режиссеру.
— Разумеется, — невозмутимо отозвался тот, — она же у меня снималась. Если это и есть твой обещанный сюрприз, тогда я не понимаю помпы, с которой ты его обставил. К чему спектакль? Да, я ее знаю, это Жанна. Здравствуй, Жанночка!
Я, как рыба, выброшенная на берег, только открывала рот, хватая воздух пересохшим ртом. Мною снова овладевала предательская дурнота, в голове медленно ворочалась мешанина из разрозненных, бессвязных мыслей… Откуда Рунов знал режиссера?
Рунов ногой пододвинул к себе стул и уселся, приготовившись, вероятно, к долгому разговору.
— И ты знаешь ее только как Жанночку? — уточнил он спокойно у режиссера.
— Что ты имеешь в виду?
Рунов щелкнул зажигалкой, неторопливо закурил, во всем его облике было столько невозмутимости, что становилось понятно: происходящее — отнюдь не экспромт.
— Ладно, кончай свой дешевый спектакль, — заерзал в кресле режиссер.
— Упрек не по адресу, — усмехнулся Рунов. — Спектакли ведь не по моей части, а по вашей. Разве не вам пришло в голову познакомить меня с этой симпатичной девушкой, — последовал небрежный жест в мою сторону, — которая чрезвычайно похожа на Ольгу?
— Какая еще Ольга? — От возмущения киногений неожиданно сорвался на фальцет. — Извини, что это за шуточки? Честное слово, не смешно и не остроумно, абсолютно не остроумно!
«Да ведь Рунов все знает, — осенило меня, — знает, что меня ему подсунули. Только при чем тут этот жирный боров — режиссер?»
Но Рунов все прояснил:
— Ты подсунул ее мне, потому что она похожа на Ольгу. Только вот зачем, не пойму? Решил проверить на вшивость? Кто я тебе, пацан, что ли? По-моему, до сих пор я выполнял свою часть работы на совесть, так в чем дело?
— Послушай, — принялся его увещевать режиссер, — честное слово, я тебя не понимаю. Похоже, кто-то тебя попросту разыграл, и теперь ты приписываешь мне что-то невообразимое.
— А давай ее спросим? — предложил Рунов.
Оба смотрели на меня так неприязненно, что я невольно попятилась. Признаться во всем Рунову, конечно, следовало раньше, теперь уже не имело смысла. Теперь он своим тяжелым взглядом пришпиливал меня к стене, словно энтомолог букашку.
— Зачем бы я тебе ее подсовывал? — недоумевало светило отечественной фабрики грез.
— Ты хотел меня уничтожить, но сделать это красиво. Хотя, возможно, сама идея принадлежала не тебе, — предположил Рунов и, метнув взгляд в меня, спросил: — Как его, кстати, зовут, этого затейника?
— Ка… Карен, — разлепила я сухие губы.
— Не слышу!
— Его звали Карен Данильянц, — произнесла я, сделав акцент на слове «звали». Но они не обратили внимания на то, что я говорила о Карене в прошедшем времени. Ничего удивительного, они еще не знали, что я его убила и в эту минуту он валялся в луже собственной крови.
— По вашему плану, — продолжал Рунов, — она должна была втереться ко мне в доверие, тогда бы, во-первых, вы держали меня под полным контролем, а во-вторых, вероятно, рассчитывали с ее помощью кое-что найти. Но вы наделали много ошибок. И главная в том, что она — не Ольга.
Режиссер, однако, так быстро сдаваться не собирался.
— Ну скажи, Жанна, разве я тебя к нему подсылал? — принялся он за меня.
Что я могла ответить? В моей голове все перепуталось. Я молча стояла посреди комнаты, чувствуя, что нисколько не понимаю суть происходящего, а главное, и не хочу понимать.
— Кончайте мучить девушку! — раздался откуда-то сверху чей-то незнакомый голос. То, что этот голос прозвучал внезапно не только для меня, подтвердили вмиг изменившиеся физиономии всех, кто находился в комнате.
— Это кто еще? — нахмурился Рунов. Тим и парочка кожаных мальчиков, как по команде, засунули руки в карманы.
— Кто это? — повторил свой вопрос Рунов, обращаясь к режиссеру.
— Мне бы тоже хотелось узнать, — растерянно отозвался тот.
— Эй ты, выходи, только без глупостей! — приказал Тим, и в руке его появился пистолет.
— Да ладно вам, не бойтесь, я не страшный, — снова прозвучал голос сверху.
Я подняла голову и увидела, что по ступенькам вразвалочку спускается тот самый сумасшедший тип, который преследовал меня в последние дни. Он был по-прежнему в сильно поношенной куртке — ну бомж, да и только.
Присутствующие посмотрели друг на друга с немым вопросом. Потом Рунов сделал быстрый знак Тиму, и тот, держа в руках пистолет, приблизился к моему таинственному знакомому, который, усмехаясь, демонстративно поднял руки: сдаюсь, мол. Позевывая, позволил себя обыскать и повторил: