— Ну вот, наконец ты сам признаешь, что мозги у тебя набекрень, — торжественно провозгласил Корчинский. — Извини, парень, ничего не поделаешь: хронический алкоголизм разрушает личность до основания.
Поликарпов только кивнул, на его и без того испещренном морщинами лбу залегла глубокая складка. Мои симпатии по-прежнему оставались на его стороне, ведь я по себе знала, каково быть загнанным в угол, да еще когда все вокруг кричат: «Ату, ату его!»
Воцарилась продолжительная пауза, из всех присутствующих только лицо Мальчика сохраняло абсолютно индифферентное выражение. Рунов и Корчинский пребывали в задумчивости, а Лапик шумно дышал.
— Когда же будет об Ольге? — снова напомнил Рунов.
Поликарпов точно очнулся от сна:
— Об Ольге? Ах да… Так я все о ней, о ней…
— Да какое отношение она имеет к этому черепу?
— Не будь ее, я бы, наверное, до сих пор оставался нормальным и каждый день ходил на службу. Перевернула она мою жизнь, так получается. Но я все-таки выяснил, какое отношение она, добрая, чистая девушка, имела к парочке неоперившихся юнцов, задумавших весьма нетрадиционным образом покинуть родные пределы…
Я невольно насторожилась: Поликарпов затронул вопрос, давно мучивший меня, — как же все было с этим захватом самолета?
А Поликарпов точно впал в транс, настолько спокойно, размеренно и бесстрастно лилась его речь.
— Что интересно, главное доказательство я обнаружил в той самой психушке, в которую меня запихнули. Именно там я встретился с матерью Сергея Петрова…
Я могу поклясться, что, услышав это имя, Рунов вздрогнул!
— Оказывается, кто-то устроил путевочку и для нее в то же самое богоугодное заведение. Ну, тут вы, пожалуй, погорячились, позволив нам встретиться, потому что история, и без того не дающая мне покоя много лет, приобрела постоянную подпитку в виде воспоминаний и жалоб убитой горем матери. А ведь я и раньше не находил себе места, пытаясь найти объяснение странной логике, с которой была предпринята попытка угона самолета. Ну, скажи, Рунов, почему ты не вошел в салон вместе с Петровым, а спокойно коротал время в буфете аэропорта, пока твой приятель рисковал жизнью и в конце концов бесславно с ней расстался? На суде ты объяснил свое поведение тем, что в последнюю минуту отказался от безумной идеи захвата самолета и даже отговаривал от нее Петрова, который-де тебя не послушал. Однако среди пассажиров нашлись свидетели, видевшие, что ты и твой приятель коротко обменялись несколькими фразами и разошлись в разных направлениях: он двинул на посадку в самолет, а ты в буфет.
— Но когда же будет об Ольге? — взорвался Рунов. — Кажется, мы еще не идиоты, чтобы выслушивать байки о вашем героическом боевом прошлом. Все, что меня интересует: как погибла Ольга? Остальное можете оставить при себе.
— Так я об этом и рассказываю, — сделал круглые глаза ветеран спецслужбы. — Мы все ближе и ближе подбираемся к роковому моменту. Итак, на чем я остановился? Ага, на том, что ты неспроста остался в буфете, ты намеревался присоединиться к своему приятелю позже, когда он захватит самолет и выставит в обмен на безопасность пассажиров свои условия. Условия, надо думать, предполагались следующие: позволить тебе, Рунов, подняться на борт лайнера, который, в свою очередь, должен был взять курс в нужную страну. Но все сорвалось. Прежде всего, Петрову не удалось осуществить ваш план, этого вчерашнего студента художественного училища попросту подстрелили, ведь тогда хорошие снайперы еще не ушли в киллеры. Кроме того, ты не получил того, что тебе должны были доставить в буфет аэропорта. — Он помолчал. — А теперь переходим вплотную к Ольге, потому что именно она должна была приехать к тебе в аэропорт и привезти нечто очень важное. Она не приехала и скорее всего сделала это сознательно, а через несколько часов выпала из окна, унеся с собой свою тайну. Вопрос состоит в том, что же это все-таки было: убийство или самоубийство? Теперь я убежден, что убийство.