И тут меня перебивает бабуля:
— Вот-вот, наверное, от этого и все мои затруднения.
— Простите? — лучезарно улыбаюсь я.
— Ну да, я читала ваши рассказы и порой не понимала в них ни слова.
Не надо себя обманывать: Боги Унижения прекрасно видят, когда кто-то прибедняется. Мне следовало бы сказать: «Весьма прискорбно, милочка. Может, вам стоит пройти курс ликбеза во сне, тогда вы научитесь как минимум читать по складам, и простой английский перестанет вызывать у вас трудности».
Вместо этого я растекаюсь мыслью по древу о том, что каждый рассказ — совместное творчество писателя и читателя, что видение короткого рассказа всегда индивидуально и я глубоко сожалею, если мои истории ей не понравились, но это отнюдь не значит, что она плохо их читала…
— Я знаю! — возбужденно восклицает бабуля. — То есть я дочитывала до конца, а потом спрашивала себя: а в чем смысл?
Я киваю.
— Читать ваши книги — только зря тратить время. Нет, в самом деле, ни одного приличного рассказа! Я решила…
Я киваю.
— Что подобной ерунды я в жизни не читала!
— От ваших слов я сейчас залезу под стол, — говорю я и в прямом смысле выполняю свое обещание.
Когда я снова появляюсь, зловредная старушка опять держит поднятую руку, но кроме нее руку поднял еще кто-то в заднем ряду — загорелый до черноты, неопрятный мужчина с квадратной головой и крошечным ротиком, похожий на фоторобот предполагаемого преступника.
— У меня к вам простой вопрос в трех частях, — сообщает он.
— Палите, — говорю я, желая, чтобы он понял меня буквально, однако, к несчастью, он не вооружен.
— Первое: вы не обидитесь, если через три минуты я уйду? Второе: вы замужем? Третье: можно я вам напишу?
— Гм, — отвечаю я. — Первое: нет. Второе: гм. Третье: гм, да.
— Спасибо, — многозначительно произносит он, как делают ведущие теленовостей, прощаясь со зрителями, затем встает и уходит на две с половиной минуты раньше обещанного срока, не спросив моего адреса — очевидно, свяжется со мной на астральном уровне.
Я устало отвечаю на пару-тройку других вопросов, потом усаживаюсь за столик, на котором лежит стопка книг — их больше, чем людей в зале, — и предлагаю подходить за автографами.
— Вы меня ненавидите! — заявляет бабуля, конечно, первая в очереди. Она прижимает экземпляр сборника моих рассказов к тому месту в своем пластиковом корсете, которое защищало бы ее сердце, будь у нее таковое. Мне хочется отобрать у нее книжку, бережно положить к себе на колени и ласково погладить страницы; я возвращаю книгу старухе, разумеется, не написав на титульном листе своего имени.
— Вы меня ненавидите! — повторяет она.
— Я вас не ненавижу, — возражаю я. Если бы я захотела (а я хочу), то могла бы сломать ей запястье во время рукопожатия, однако она не протягивает мне руки.
— Нет, вы все-таки меня ненавидите! Скажу вам по секрету, я ведь вашу последнюю книжку тоже читала, и она мне очень понравилась. Правда, во второй главе…
— Будьте добры, леди, заткнитесь, мать вашу! — кажется, говорю я.
Я подписываю еще несколько книг, и все расходятся, за исключением Эда и его жены. Я их уже люблю. Они не читали моих книг, поэтому не станут высказывать своего мнения. Они верят, что поклонники моего творчества существуют.
— Вы смешная, — скорбно заключает жена Эда.
— Спасибо, — отзываюсь я.
— Знаете, о чем вам нужно написать? — Она стоит на искусственной сцене и обозревает ряды складных стульев. — О светлой стороне смерти ребенка.
— Простите, что? — Наверное, я просто не расслышала вопроса.
— Ну, вы понимаете. О том, что забавного в потере ребенка.
— В этом есть что-то забавное?
— О да. — Судя по ее тону, в этой жизни вообще нет ничего хорошего. — Конечно. Мой сын умер.
Я молча киваю. Жена Эда по-прежнему смотрит не на меня, а на давно опустевший зал.
— Однажды мы с Эдом стояли у моря. Эд ел бутерброд — ну такой, с ветчиной и сыром. А эта чайка прилетела и выхватила бутерброд прямо у Эда из руки. Мы знали, что это мой сын. Он превратился в чайку. Мой сын любил сыр и ветчину. Эд прыгал, махал руками и кричал на чайку. Это было смешно, — подытоживает она. Так обычно маленькие дети говорят слово «конец», когда рассказывают какую-нибудь глупую историю и не знают, что бы еще выдумать.
— О, — говорю я. — Мне очень жаль.
— Такая книга, — безучастно продолжает она, — станет настоящим бестселлером. Вас пригласят на шоу Рози О’Доннелл. Эта книга просто необходима.
— Хорошо, я подумаю, — обещаю я жене Эда.