Беркут Каролина
Со вкусом Вишни
Беркут Каролина
Со вкусом вишни
Все имена и фамилии в рассказе вымышлены. Любое совпадение - это чистая случайность.
Предыстория.
1941 год.
В небо взвилась ракета, вспарывая черноту душной августовской ночи. Из-за реки не смолкая грохотали автоматные очереди. В воздухе витал тяжелый запах гари. Слышались крики, взрывы снарядов, далекое равномерное гудение бронетехники.
- Ванюшка, держи крепко. Не потеряй. - Командир протянул молодому рядовому планшетку с документами. Сумка была липкой от крови. - Головой отвечаешь.
- А Вы, Максим Павлович? Как я без вас-то? - Парень взял дрожащими руками кожаную сумку-планшетку, надевая ее ремень себе на шею. - Куда мне теперь? Что делать-то?
- Уходи отсюда, Ваня. Авось и выживешь. - Максим Павлович тяжело вздохнул, зажимая рукой простреленный бок. - Я задержу наступление так долго, как смогу. На Вязьму пока не суйся. Немцы уже там. В лесах Смоленских пережди. И ни слова никому. Сам знаешь, времена сейчас такие, что доверять нельзя даже брату. За три рубля продать могут. А тут такое. Уходи, Ваня. Ты последний, кто знает про нашу колонну. Пять машин далеко уже уехали, не догонишь. Две других за лесом догорают. А восьмая машина, ну, ты и сам знаешь.
- Не брошу я Вас, Максим Па..
- Исполнять приказ! - Рявкнул командир. - Документы сохрани по возможности. Понимаешь же, что такое у тебя в руках. Если прижмёт, то в болото сумку скинь. Лишь бы фашистам не досталось ничего. А надо будет, то и сам в то болото ныряй. Если схватят тебя, Ваня, пытать будут нещадно. Умри, но немцам не сдавайся.
- Так точно, - прошептал рядовой, прижимая к щуплой груди планшетку с документами и наспех нарисованной картой. - Так точно. Умру, но фашистам не дамся.
Небо над хмурым ночным лесом дрожало и пестрило от пулеметных очередей. Ваня трясущейся рукой полез в карман брюк, доставая червонец 1924 года. Во время обстрела одна из авиабомб попала в первый грузовик, и тысячи монет разлетелись золотым дождем по лесу. Пять машин ушли на Вязьму, и об их судьбе Ваня ничего не знал. Шестая машина выгорела дотла, и была разграблена фашистами еще на проселочной дороге. А вот их грузовик...
Ваня крепче сжал в ладони монету. Их грузовик уже никто и никогда не найдет.
Без карты.
- Беги, Ванюшка, беги отсюда. Немцы рядом уже. Беги.
Глава 1.
Наши дни.
Автобус высадил меня одну на безлюдной сельской остановке и, разбрызгивая грязь, помчался по болоту, бывшему до дождей проселочной дорогой. Я помахала ему вслед одной рукой, и закинув на плечо свою дорожную сумку, стала озираться по сторонам. Сумка была тяжелая, как будто я туда кирпичей насовала, а не сарафаны, но и пачкать в грязь ее не хотелось бы. Намочить балетки тоже не вариант, они же тканевые, а тут кругом чавкающая жижа.
И ни души.
С одной стороны от дороги стеной стояли высокие смешанные деревья, преимущественно ёлки и сосны, с другой раскинулась небольшая деревушка. Дворов на пятьдесят, ну от силы шестьдесят. И то, треть из них была заброшена ещё на моей памяти. Вымирает русская деревня.
А что делать, когда работы тут нет, образования нет, даже нормальной поликлиники нет. И чего удивляться, когда вот такие, как я, молодые, настойчивые едут в большой город за впечатлениями и за лучшей жизнью. И я нисколько не жалела, что семь лет назад с родителями перебралась из нашего богом забытого села в Смоленск. А пенсия наша тут осталась, не захотели дед с бабкой всё бросать на старостях. Понятное дело - огород, куры, утки. Воспоминания. С возрастом чаще живёшь тёплыми приятными воспоминаниями, а не мечтами. Вот поэтому наши старики свой дом и не бросили.
Кстати, а где это мой дед! Обещал же встретить! И где он? Я снова повертела головой, скинув с одного плеча растрепанную русую косу. Видок после трёх часов тряски в автобусе был тот ещё. К слову о себе, зовут меня Василиса, но все друзья обращаются просто - Вася. Не очень женственно, но и характер у меня соответствует. Не нежная и не ранимая. В общем, я - это я. И прекрасно осознаю тот факт, что к категории красавиц и роковых женщин я не отношусь. Ну, собственно, и что с того? Рост у меня средний, вес, впрочем, тоже. И как-то сосредоточился он, этот вес, пониже талии. Несправедливо обделив грудь. Мой второй размер противоположный пол совсем не впечатляет. Это я о наболевшем. Но, как говорится, третий сорт - не брак. Зато у меня высокие душевные качества и меня, собственно, всё в себе устраивает. Ладно, хватит обо мне. Потом ещё что-нибудь расскажу. По ходу дела.
Сейчас уже времени нет - я услышала что-то необычное. Звук дедовского трактора разносился по деревне почти за километр, и я ещё минут двадцать стояла, ожидая, когда транспортное средство домчит до моего островка суши, окруженного грязевым болотом. За лесом, кстати, тоже болото имелось. Самое настоящее, с островками торфа, с кривыми ёлочками и берёзками, с плавучими кучами, на которые ни в коем случае наступать нельзя, и с роем вечно голодных огромных комаров. Дивное место. Мы туда по детству за клюквой бегали. Бегали, пока родители не прознали, и не надавали хворостиной по тому месту, что избрал себе центом дислокации мой лишний вес.
Пока я придавалась трогательным воспоминаниям, трактор тем временем дополз.
- Васька!
- Деда!!! - Есть такие люди - увидел, и ты уже счастлив. Мой деда такой. Я удобнее перехватила сумку, закинула её в кабину, пропахнувшую табаком и соляркой, и запрыгнула туда следом за сумкой. - Обещал же встретить!
- Дед обещал, дед встретил! - И он крепко обнял меня за плечи, от чего я уткнулась носом в дедовскую потрепанную фуфайку. Дед вообще у меня консерватор по жизни. И не смотря на времена года, фуфайку свою ни на что другое не меняет. Подумаешь, на улице июнь. Ерунда. Надену-ка я фуфайку, думает дед. И так, наверное, каждый день. Дедушку моего звали Тарас Дмитриевич, но в деревне свои называли просто - Митрич. - Отощала-то как! - Подытожил он, продолжая обнимать меня за плечи.
Это он всегда так говорит, когда бы я к ним не приехала. Типа дежурная фраза у него такая. Незыблемая, как заветы Ильича. У бабушки тоже имелась своя дежурная фраза, но это потом. Доедем, и увидите сами.
- Что нового у вас? - Я наблюдала, как деда держит двумя руками дёргающийся громадный руль. А про костыль - палка у его правой руки, отвечающая за скорость - вообще молчу. Он трясётся так, что казалось, живёт своей собственной жизнью.
- Нового? Да что у нас, у стариков, может быть нового? Всё по-старому. Хотя... Дом соседний от нас помнишь? Ближе к лесу, который.
- Это бабы Агафьи, что ли? - Я припомнила саманную низенькую постройку с резными покосившимися ставенками и кривым забором-частоколом.
- Её. - Кивнул Тарас Дмитриевич. - Продали внуки дом-то.
- Да, ладно! - К слову, померла баба Агафья ещё на моей памяти, лет пятнадцать назад, и дом её так и стоял заброшенный и никому не нужный все эти годы. Внуки сюда переезжать из города не собирались. А чтобы продавать дом, его надо было сперва приватизировать. Что вышло бы дороже, чем сам пресловутый саманный дом. - Вот это новость. А кто купил?
- А чёрт его знает! - Дед махнул рукой. - Не показывается хозяин новый. Не видали мы его.
- Это значит, вишня моя целая ещё стоит? - За домом у бабы Агафьи росла Такая вишня. Нет, даже не так. ТАКАЯ вишня. Сладкая, косточка маленькая, а сама вишенка огромная. Я каждый июнь приезжала до своих, и первым делом обносила соседскую вишню. Бабушка даже местных ребятишек гоняла от неё, чтоб мне хоть что-то осталось. Эх, жалко, что дом продали.