<tab>— Я не верю тебе. Покажи то, что ты пишешь.
<tab>— Во-первых, это дурная примета, писатели не показывают свои наброски. Во-вторых, я пишу в ноутбуке, а его нет при мне. В-третьих, я предполагал, что ты потребуешь что-нибудь такое, и приготовился. — Он поднял с пола сумку, что ещё недавно висела через плечо, вытащил оттуда книжку в ярком бумажном переплёте и положил её перед Давидом.
<tab>«Мастера современного детектива, «Автор неизвестен» С. Безуглый», — так было написано поверх душераздирающей картинки: на деревянном столе пачка листов с рукописью, на них безвольная рука, пригвождённая к рукописи эффектным ножом с хищно изогнутыми пазами для пальцев на рукоятке. По бумаге растекалась кровь. Только приглядевшись на тёмный задний план картинки, можно было увидеть, что эта рука лежит не сама по себе, это лежит человек, лбом в стол. Буковки, что были на рукописи, видимо, не выдержали натиска крови и запаха смерти, они в стройном порядке срывались с листа и улетали куда-то в небытие. Такая вот обложка.
<tab>— Вот! — улыбнувшись, произнёс Сергей.
<tab>— Ваша, значит? — недоверчиво ответил Давид и осторожно, словно взрывной механизм, двумя пальцами открыл, перевернул, прочитал аннотацию на задней стороне обложки. — Почему нет фотки автора?
<tab>— Не веришь, значит, — ухмыльнулся писатель. — У меня на правах фотка есть, давай покажу.
<tab>— Давай!
<tab>И змей достал оранжевую карточку водительского удостоверения. Фотография его. И имя — Сергей Рафаилович Безуглый. Давид быстро посчитал — 35 лет.
<tab>— Теперь доволен?
<tab>— Я доволен, когда ко мне не лезут.
<tab>— Я постараюсь недолго к тебе «лезть», — человек со сломанным носом опять улыбался. — Давай-ка за знакомство. — Он вытащил всё из той же сумки небольшую фляжку болотного цвета с цепочкой от крышки, резво открыл и плеснул янтарной жидкости в два разнокалиберных стакана, что материализовались как-то сами собой на столе.
<tab>— Вам нельзя пить. Вы за рулём.
<tab>— А я у тебя переночую. Не бойся, мне перина не нужна. На диванчике в большой комнате, плед мне какой-нибудь выдашь, и я безопасен до утра!
<tab>— Нехило! А утром?
<tab>— Утром опасен… Ну? За наше случайное знакомство! — Он стукнул своим стаканом по стакану Давида и залпом хлебнул. Насторожённый хозяин тоже взял стакан, принюхался и сделал маленький глоток. Сморщился: виски… — Расскажи мне о себе, Дейв! Где родился, кто твои родители, как тебя занесло в Москву, как очутился в пабе? И признайся: волосы красил?
<tab>— Я не собираюсь выкладывать свою биографию. Волосы красил, в паб только рыжеволосых принимали. Пришлось.
<tab>— Я знал, что с тобой будет непросто.
<tab>— А вы серьёзно надеялись, что можно вот так просто залезть в душу и в жизнь незнакомому человеку? Любой нормальный человек пошлёт вас куда подальше.
<tab>— Не любой. Ты не прав. Люди любят говорить о себе. Закатывают глаза, не замечают, что уже никому не интересны их проблемы. Говорить о себе — это способ ещё раз проживать события жизни, продлевать её. Да и хочется себя пожалеть или оправдать. О чём бы люди ни говорили, они всегда говорят о себе. Например. Двое в кафе. «Что тебе заказать?» — «Только не рыбу, ненавижу рыбу, она вызывает у меня воспоминание о моём бывшем, чешуя, вонь… буэ-э-э… Знаешь, сейчас даже нильский окунь, запечённый на углях красного дерева, навевает мне тоску и отбивает аппетит…» И что? Она ответила на вопрос? Нет, рассказала о себе. Тебя спрашивают, что тебе снилось? Знаешь, что хотят на самом деле? Чтобы ты задал им такой же вопрос: а что снилось тебе? Всегда! Люди ждут зеркала… А не говорят о себе лишь те, которые что-то скрывают.
<tab>— Вы слишком обобщаете, не все люди таковы.
<tab>— Все! Если они не больны психически. И давай-ка ко мне на «ты».
<tab>— Может, я болен?
<tab>— Нет. Ты что-то скрываешь.
<tab>— Раз так, зачем так упорно пытаться меня «вскрыть»?
<tab>— Ладно, ладно. Не нужны мне твои тайны. Я просто хочу, чтобы образ моего героя был более правдивый. Я хочу приглядеться к тебе. Я буду полезен: отвезу, увезу на работу, с работы, могу кормить тебя…
<tab>— Это ты что? Надумал жить у меня? — вскричал Давид и опрокинул в себя остатки виски.
<tab>— Можно было бы и у меня, — серьёзно протянул Сергей, — но мне нужно пожить в твоей среде.
<tab>— Я против! И хозяйка будет против!
<tab>— С хозяйкой я уже договорился.
<tab>— Как? — у Давида натурально отвисла челюсть.
<tab>— Я сказал, что я твой дядя. И она даже попросила навещать тебя почаще…
<tab>— Офигеть! Мало ли, что там ты наплёл Анне Ивановне, завтра ты выматываешься отсюда!
<tab>— Я завтра заберу тебя с работы, это опять во втором часу? Привезу с собой ноут и почитаю тебе начало моей истории, мне кажется, что ты сможешь правильно оценить и кое-что подсказать. А сейчас ещё вискаря! И тебе пора отдыхать.
<tab>Почему Давид не возмутился? Почему послушно выпил огненно-травяную воду? Почему отрешённо поплёлся в свою комнатку и, кинув драное одеяльце с кресла на диван в большую комнату, кинул своё тело в кровать? Почему сразу уснул? Действие виски? Устал на работе? Устал по жизни? Неважно, но странный писатель остался в квартире Анны Ивановны. Он вымыл кружки и стаканы. Отправился в душ, безошибочно определив полотенце Давида, воспользовался им, обернув бёдра махровой тканью. Прокрался в комнатку Давида, присел перед его кроватью на корточки, всмотрелся в темноте в спящее, безмятежное лицо. Осторожно приподнял прядь волос парня и заглянул за ухо, на полоску белой кожицы, но тот заворочался и отвернулся от Сергея к стене, зарылся под подушку. Змей тихонько прошёлся по комнате, взял рюкзак хозяина комнаты. Вытащил оттуда кошелёк, паспорт, планшет. Направился с ними в ванную комнату. Там при ярком свете тщательно изучил вещественные улики. Особенно досконально паспорт — просмотрел на свет все водяные знаки, даже лизнул место печати.
<tab>— Левен Давид Ильич, — шёпотом прочитал Сергей, — хм, то ли немец, то ли еврей… Родился в Костроме, та-а-ак, двадцать пять лет, что ли? Я думал, меньше. Регистрация липовая. И даже служил? Нихрена себе! Детей нет, брака нет, других паспортов тоже… Хороший паспорт, добротный… Выдан отделом УФМС ЮАО по г. Москве. Ну-ну…
<tab>В кошельке ничего интересного для Сергея не нашлось: там только деньги, карточка на такси, дисконт в известный супермаркет. Планшет запаролен. Времени и сил вскрывать нет. Он вновь открыл паспорт и вгляделся в фотографию, провёл по ней пальцем:
<tab>— Да-вид… Мне кажется, что я нашёл тебя. Мой герой. Поможешь мне? Будем писать книгу, Давид…
========== — 3 — ==========
<tab>
<tab>
<tab>Утром Давид был весьма удивлён наличием на кухне змея, который не только бодр и свеж, но и уверенно гремит сковородками, брызгает маслом и наполняет пространство квартиры запахом съестного. Собственно, на этот запах Давид и вышел в полусомнамбулическом состоянии, встрял в дверном проёме — взлохмаченный, голоногий, узкоглазый — переваривая: кто это? Чем так вкусно пахнет? Можно ли это уже съесть?
<tab>— Хорош! — громко воскликнул Сергей. — Просто красавец! Марш умываться! Отжиматься! Свежеть! И только тогда на кухню, жрать.
<tab>— Нашёлся тут командующий… — проворчал Давид, но всё же поплёлся в ванную.
<tab>Как бы ни старался змей развеселить парня, придать атмосфере утра непринуждённость и лёгкость, ничего не получалось. Давид сидел букой, хмуро поедая омлет, шумно тыкая о тарелку вилкой, на прибаутки не реагировал, на анекдоты даже не улыбался. Сергей не понимал, почему так. А всё просто: Давид понял, как это здорово, когда кто-то о тебе заботится, опекает с самого утра. Он осознал, что угроза этого «мастера современного детектива» остаться звучит вполне реально, что он, как главный распорядитель собственного окружения, уже сдался, уже практически согласен, чтобы его привозили-увозили, кормили-посуду мыли, да ещё и телевизор заменяли мельтешением и побасёнками. Давид предвкушал, что день будет тяжёлый — суббота. Народу набежит в «Патрик» до чёрта, не будет времени присесть, да ещё сегодня джазовое трио опять выступает, а это значит — опять терпеть приставания их лидера, гитариста Джека Бланко. Так-то он Билык Женя. Но музыканту от Бога, исполнителю сумбурно-виртуозных партий на гитаре и на духовых под фон синтезатора и ритм ударных не пристало называться как-то простецки, да ещё и в ирландском пабе. А он как подопьёт в конце своей программы, становится просто невыносим: липнет именно к нему, к Давиду. Называет его исключительно «рыба моя, золотая». Щипает, тискает, волосы треплет вдали от глаз общественности. Всё грозится увезти «золотую рыбу» в другие моря-окияны… Поэтому Давиду приходится весь вечер находиться в зале, на людях-то этот «талантище» скромнее себя ведёт. Короче, не суббота, а работа… Поэтому перспектива того, что вечером тебя отвезут от опасно-пьяного Джека и не придётся ждать первую электричку в завтра, грела душу. Давид понимал, что будет рад, если этот балагур с ядовитым гадом на руке встретит его, хотя бы сегодня… Тем более что он обещал привезти ноут и почитать свою книгу. Только сегодня! Завтра долгожданный выходной, за него работает сменный официант Пашка (он же Пол), а в понедельник — всеобщий день тишины — в «Патрике» выходной. «Вот тогда и распрощаюсь со змеем», — размышлял Давид, хотя подспудно понимал: хрен распрощаешься с таким… Вот и сидел хмурый, в думах.