— Я останусь с тобой! Не прогонишь?
— Серёж! Куда я тебя прогоню? Ты мне нужен сейчас.
— Значит ли это, что ты меня простил?
— Это значит, что я начал переваривать… Это значит, что ты, гадкий педофил, смог привязать меня к себе. И я, дурак, привязался…
— А я не просто привязался, — Сергей смотрел сверху вниз на Давида и как-то мучительно у него получалось. — Я не просто привязался, я… — И Давид закрыл ему ладонью рот.
— Давай улетим уже завтра в Москву. Не смогу я здесь ещё два дня…
— А как же мама?
— А мама поймёт. Она же мама.
***
Семёна бесила эта молодая, бесплотная корректорша: ни кожи, ни рожи. Полина. Близоруко щурится и придирается ко всему, в каждой строчке по паре почеркушек. А Семён сражался за каждую букву, за все новообразования слов.
— Это же диалектизм! Так в Поволжье говорят! «Шутю», а не шучу. Там ещё и не так говорят: и «лавю», и «сводю»…
— Но ведь книгу будут читать не только в Поволжье. Пусть герой говорит правильно, никаких «шутю» и «лавю». И вот это что за слово? «Баский»? Давайте заменим. Здоровский, красивый, завидный…
— Полина, вы не понимаете! Это речь героя! Он родом оттуда, поэтому и говорит так! И это выдаёт его!
— Вы же тоже из Поволжья приехали? Вы же так не говорите.
— Ну… Я уже сколько здесь живу!
— Вот и он не одну неделю! Кроме того, он же специально привычки менял, боролся с собой старым…
— М-м-м! — возмущённо мычал Семён, ему казалось, что речь главного героя делает образ живым, индивидуальным. А плоская Полина каждый раз вытравливала из текста его изюминки, сражаться с её унылым и настойчивым голосом не было смысла. С этим «шутю» и «баский» она подъезжала уже в третий раз.
— Семён Рафаилович, ваш герой в мире моды вращается! У него должна быть жеманная, гламурная лексика, а вы местечковые словечки вставляете…
— Там, где они вставлены, он ещё не в мире гламура… дальше же их нет! Речь героя же… — Договорить не дали, заверещал звонок от домофона, вернее от вахтёрши. Семён даже с радостью ринулся к трубке, так как чувствовал, что чуть-чуть — и взорвётся.
— Семён Рафаилыч, к вам люди пришли, говорят, что вы их знаете и будете рады видеть.
— Кто?
— Не знаю, сказали, что земляки ваши. Молодой мужчина, такой представительный, приятный. А двое — кажись, его телохранители.
— Земляк, говорите?
— Да! Они ведь поднимаются! Или что, не пущать надо было?
— Всё нормально, пущать… — Семён положил трубку и добавил: — Не пустишь разве такого? — И метнулся в кабинет. Под удивлёнными взглядами корректорши оборвал несколько фотографий со стены, кинул их в ящик стола. Раздался звонок в дверь.
— Откройте, — распорядился Семён, — и вот что, не уходите из квартиры пока, но будьте в гостиной!
Полина послушно пошла открывать дверь, а Семён лихорадочно осматривал фотографии, успел сорвать ещё одну, с Ильёй Архаровым. Гость же бесцеремонно, мягко отодвинув Полину, прошёл прямиком в кабинет; прежде чем поздороваться, он повернулся к двум одинаковым мужчинам и приказал:
— Оставайтесь там! — Когда же посмотрел на хозяина кабинета, тёмные глаза излучали доброту и восторг одновременно. — Ну, здравствуйте! Давно нужно было познакомиться со знаменитым земляком. Я прочитал почти все ваши книги. Увлекательно! — он протянул руку для приветствия, — Горинов Андрон Анатольевич, простой бизнесмен.
— Ой ли! Такой простой? — поддержал бодрый тон Семён и пожал гостю руку. — Наслышан о вас, наслышан. Для города многое сделали. Присаживайтесь, у меня тут, конечно, не хоромы, но вот как-то так… привык к такой обстановке… Попрошу Полиночку кофе нам сварганить…
— Не стоит. Я, собственно, надеялся поговорить с вами о вашем брате.
— А что с ним? — играл дурачка писатель.
— А с ним то, что он недобросовестный работник. Я его нанял, а он исчез. Нехорошо, — и это такое литературное слово «нехорошо» прозвучало у Андрона почти нецензурно, как будто клинок из ножен выхлестнулся: ш-ш-о… Андрон не стал присаживаться на табуреточку Полины, что ему радушно предложили. Он подошёл к окну и полуприсел на подоконник. Харизматичен. Семён подумал, что фотографии всё-таки жалкие отпечатки лица, не способные передать силу, угрозу и какой-то запах власти, исходящий от этого черноволосого мужчины. Андрон был безупречно одет, начисто выбрит, с запястья свисала нить яшмовых чёток, и только пальцы, теребившие эти грязно-зелёные бусины, выдавали нервы визитёра. Мимика расслаблена, речь спокойна, поза вальяжна. — Где ваш брат, Семён Рафаилович?
— Он за границей, отдыхает. А про ваш контракт он сказал, что что-то там сорвалось. И человек, на которого он думал, оказался не тем.
Андрон улыбнулся.
— Он уехал в Сардинию? А с кем?
Семён поёжился от географического названия.
— С моим старшим сыном, — соврал вдруг Семён. И сразу пожалел об этом, ладони вспотели, ощущение опасности выросло многократно. «Глупо», — подумал он.
— А у меня другие сведения. Ваш старший сын на Сардинии уже пару месяцев с матерью и младшим братом отдыхает. А Сергей Рафаилович сейчас с неким Давидом Лёвеном. По поддельным паспортам, что ли, они границу пересекали? Если бы они рыпнулись через таможню, то я бы знал. Кто этот Давид?
— Это друг Сергея. Он бы не хотел распространяться об этом. Его личная жизнь никого не должна интересовать, вас в том числе.
— Даже так! Его личная жизнь меня не интересует. А вот жизнь этого Давида — мой кровный, давний интерес, — Андрон улыбнулся ещё шире и отвернулся в окно. — Недооценил я сучёнка… Соблазнил, значит, спеца-молодца. Ваш брат не выполнил контракт…
— А по условиям контракта он не может покидать территорию страны, не может просто съездить отдохнуть во время своих поисков?
— Нет, такого условия там нет. Да и мы с вами понимаем, что он здесь, в России. Но он по условиям контракта обязался в случае нахождения объекта, во-первых, предоставить полную, достоверную информацию. Во-вторых, предоставить сам объект. Имел право распорядиться только одним документом. И это тоже прописано в условиях.
— Возможно, он не нашёл.
— Нашёл, и вы знаете это. Я это понял по его последнему визиту в С. Нёс какую-то ерунду, противоречил сам себе. А потом мне доложили, что подкопана одна интересная для меня могила, а нанятый мной господин Безуглый покинул родной город с каким-то молодым человеком. Самолётом. Сразу же выяснили имя этого юноши. Опа! А это тот самый подозреваемый. Пришлось ехать в Москву. Искать чёртов паб. И тут сюрприз: нужный нам человечек день назад уволился. Сергей на телефонные звонки не отвечает. Исчезли. Где же они?
— Я не знаю. Сергей сказал, что хочет отдохнуть.
— И вы с ним не на связи?
— Он не отвечает мне так же, как и вам.
— Дивно! А я думал, что он мне захочет хотя бы посылочку прислать… Три дня назад мой конкурент по выборам — Архаров — имел мне сказать, что получил важную посылку. Документ бог знает какой давности. Бумажка, конечно, силы сейчас как бы и не имеет, но мужику неприятственно. Он даже снял свою кандидатуру с предвыборной гонки. Ему, значит, прислали… а мне?
— Я об этом ничего не знаю.
— Зато я знаю. Передайте брату следующее: я, в принципе, готов увеличить его гонорар за документ и за мальчишку. Я сам бы сделал так, как он, я чту чужие материальные интересы. У него есть две недели, после которых этот самый Давид должен явиться ко мне с похищенными документами, причём сделать это тихо, без участия общественности. Но… если он намерен использовать СМИ, публиковать там чьи бы то ни было воспоминания, обвинения, а тем более обнародовать документ, чтобы навредить мне, если он надеется, что у меня до него руки коротки при этом, то пусть знает: проигранные выборы — всего лишь проигранные выборы, потрепать мне нервы — это тоже как-то мелко и проходящее, а вот мама… — Андрон развернулся к Семёну с лучезарной улыбкой. — Мама уже немолода. Её беречь нужно! Вот у моего отца приключился инсульт пять лет назад. Возраст! Надо беречься! Я отправил вашу маму в санаторий на три недели. И жду документов!