— Ложись,— приказал Филипп Филиппович.
Противоположная резная дверь открылась, вошел тот тяпнутый, оказавшийся теперь, в ярком свете, очень красивым, молодым, с черной острой бородкой, подал лист, молвив:
— Прежний…— тотчас бесшумно исчез, а Филипп Филиппович, распростерши полы халата, сел за громадный письменный стол и сразу сделался необыкновенно важным и представительным.
«Нет, это не лечебница… куда-то в другое место я попал,— в смятении подумал пес и привалился на ковровый узор у тяжелого кожаного дивана,— а сову эту мы разъясним…»
Дверь мягко открылась, и вошел некто настолько поразивший пса, что он тявкнул, но очень робко.
— Молчать! Ба-ба-ба! Да вас узнать нельзя, голубчик!
Вошедший очень почтительно и смущенно поклонился Филиппу Филипповичу.
— Хи-хи… Вы — маг и чародей, профессор,— сконфуженно вымолвил он.
— Снимайте штаны, голубчик,— скомандовал Филипп Филиппович и поднялся.
«Господи Исусе,— подумал пес,— вот так фрукт!»
На голове у фрукта росли совершенно зеленые волосы, а на затылке они отливали ржавым табачным цветом. Морщины расползались по лицу у фрукта, но цвет лица был розовый, как у младенца. Левая нога не сгибалась, ее приходилось волочить по ковру, зато правая прыгала, как у детского щелкуна. На борту великолепнейшего пиджака, как глаз, торчал драгоценный камень.
От интереса у пса даже прошла тошнота.
— Тяу, тяу…— он легонько потявкал.
— Молчать! Как сон, голубчик?
— Хе-хе… Мы одни, профессор? Это неописуемо,— конфузливо заговорил посетитель.— Пароль д’оннёр [1], двадцать пять лет ничего подобного! — Субъект взялся за пуговицу брюк.— Верите ли, профессор, каждую ночь обнаженные девушки стаями… Я положительно очарован. Вы — кудесник!
— Хм,— озабоченно хмыкнул Филипп Филиппович, всматриваясь в зрачки гостя.
Тот совладал наконец с пуговицами и снял полосатые брюки. Под ними оказались не виданные никогда кальсоны. Они были кремового цвета, с вышитыми на них шелковыми черными кошками, и пахли духами.
Пес не вынес кошек и гавкнул так, что субъект подпрыгнул.
— Ай!
— Я тебя выдеру! Не бойтесь, он не кусается.
«Я не кусаюсь?..» — удивился пес.
Из кармана брюк вошедший выронил на ковер маленький конвертик, на котором была изображена красавица с распущенными волосами. Субъект подпрыгнул, наклонился, подобрал ее и густо покраснел.
— Вы, однако, смотрите,— предостерегающе и хмуро сказал Филипп Филиппович, грозя пальцем,— вы все-таки смотрите не злоупотребляйте!
— Я не зло…— смущенно забормотал субъект, продолжая раздеваться,— я, дорогой профессор, только в виде опыта…
— Ну и что же, какие результаты? — строго спросил Филипп Филиппович.
Субъект в экстазе махнул рукой.
— Двадцать пять лет, клянусь богом, профессор, ничего подобного! Последний раз в тысяча восемьсот девяносто девятом году в Париже на Рю-де-ла-Пе {5}.
— А почему вы позеленели?
Лицо пришельца затуманилось.
— Проклятая Жиркость! {6} Вы не можете себе представить, профессор, что эти бездельники подсунули мне вместо краски. Вы только поглядите,— бормотал субъект, ища глазами зеркало,— ведь это же ужасно! Им морду нужно бить,— свирепея, добавил он.— Что же мне теперь делать, профессор? — спросил он плаксиво.
— Хм… Обрейтесь наголо.
— Профессор! — жалобно восклицал посетитель.— Да ведь они же опять седые вырастут! Кроме того, мне на службу носа нельзя будет показать, я и так уже третий день не езжу. Приходит машина, я ее отпускаю. Эх, профессор, если б вы открыли способ, чтобы и волосы омолаживать!
— Не сразу, не сразу, мой дорогой! — бормотал Филипп Филиппович. Наклоняясь, он блестящими глазками исследовал голый живот пациента.— Ну, что ж, прелестно, все в полном порядке… Я даже не ожидал, сказать по правде, такого результата… «Много крови, много песен!..» {7} Одевайтесь, голубчик!
— «Я же той, кто всех прелестней!..» — дребезжащим, как сковорода, голосом подпел пациент и, сияя, стал одеваться. Приведя себя в порядок, он, подпрыгивая и распространяя запах духов, отсчитал Филиппу Филипповичу пачку белых денег и нежно стал жать ему обе руки.