— Нет, — ответил он, управляясь со своим сыром гораздо грациознее, чем я с бисквитами. — Я адвокат.
— Откуда вы знаете Гертруду? — Я умею плести кружево любезностей хоть целый вечер и выглядеть не намного глупее осла.
— Она училась в школе вместе с моей матерью.
— Которая…
— Умерла.
Я пожалела, что проявила излишнее любопытство. Теперь придется выражать сочувствие.
— Простите, ради Бога, — сказала я.
— Ничего. Я был тогда совсем ребенком.
— A-а. Хм… — Что говорить теперь? — Странно, что мы не встречались раньше. Я много лет знаю Гертруду и…
— Ничего удивительного, — отозвался он. — Я вернулся в Лондон всего год назад, раньше жил в Лервике.
— А что, в Лервике нужны адвокаты?
— Еще бы! Жутко криминальный народ эти шотландцы…
В своем экзальтированном состоянии я поверила бы, заяви собеседник, что овсянку делают из гусиного помета.
— Правда? — поразилась я.
Естественно, он засмеялся:
— Я пошутил. Мой дом в Лервике, а работал я на материке. Шотландские законы — очень занимательная штука, намного разумнее английских.
— Правда? — повторила я (какое полезное слово!), снова почувствовав под ногами твердую почву, хотя оба сообщения оставили меня совершенно безразличной. — Как интересно! Расскажите подробнее!
— Господи, нет, — рассмеялся он. — Меньше всего мне хочется выступать в роли рассказчика. Позвольте лучше представить вас собравшимся. Вы с кем-нибудь уже знакомы?
Я окинула беглым взглядом шесть или около того гостей. Одного-двух я встречала прежде и кивнула им в знак приветствия, остальные оказались незнакомцами, все примерно моего возраста, окруженные той располагающей свежей и здоровой аурой представителей среднего класса, какая бывает у архитекторов, учителей — в общем, людей, имеющих отношение к творчеству. Собравшиеся явно не принадлежали к касте деловых людей. Биржевых брокеров и финансистов сразу узнаешь даже в выходных костюмах: они выделяются из толпы, как больной палец на руке, у них голодный острый взгляд, они не умеют стоять спокойно — сразу начинают дергаться. Здесь же чувствовалось, что все принадлежат к одной среде и как нельзя более довольны компанией. Любители Четвертого канала и старые члены Гринписа, предположила я, не имеющие отношения к производству игрушек. Вряд ли хоть один из них вообще когда-либо бывал в Слоу.
— Нет, никого не знаю, — призналась я.
Виктор непринужденно взял меня под руку и повел знакомиться. Сосредоточившись на исследовании собственной реакции на интимность его жеста, я не смогла запомнить все имена. Кажется, женщину с красивым, как цветок, лицом и копной светлых кудрей зовут Рут, а мужчина рядом — ее муж. Они перебрасывались шутками, когда Виктор произнес: «А это Роланд». Я всегда очень любила это имя — ну там «Песнь о Роланде» и тому подобное. Мне удалось пробормотать что-то об этом, и Роланд поблагодарил меня, весело улыбнувшись. Любуясь прекрасной улыбкой и красивыми светло-голубыми глазами, я нашла его неотразимым. Захотелось сказать, что они с женой составляют прелестную пару, но я воздержалась. Виктор продолжал знакомить меня с собравшимися: помню Джона с Джульеттой и еще одну супружескую пару. Мы немного поболтали, как делают только что представленные друг другу люди, и группа произвольно распалась на две: одна продолжила разговор о постмодернистской архитектуре, другая — Виктор, Рут, Роланд и я — обсуждала неизбежность наступления бездуховной компьютерной эры. Вопреки ожиданиям беседа оказалась весьма занимательной, и я благодаря мистеру Харрису и К° смогла принять в ней активное участие. Ко мне начала возвращаться уверенность, намерение казаться холодной и неприступной растаяло без следа. Я успела забыть, как приятно знакомиться, как чудесно выглядеть чистой страницей и заполнять чистые страницы новых друзей. Поглощенная этим, я спохватилась, что ни разу не упомянула Рейчел в разговоре, и поняла, что Лидия была права, хотя ни за что ей в этом не признаюсь.
Виктор оказался не лишен остроумия, весел и мил, но — какое облегчение! — я не испытывала ни малейшего frisson[37]. Ни волнения, ни искорки — ничего, кроме самого общего интереса. Эх, Гертруда, подумала я, в этот раз ты сильно промахнулась…
Несомненно, Рут, Роланд и Виктор были близкими приятелями — об этом свидетельствовали нескромные шутки и дружеские прикосновения, которые возможны только между давними знакомыми. Рут, флорист по специальности, рассказала компании дежурную историю о том, как составляла серию цветочных композиций для ирландских политиков в палате общин, и после проверки охраной изящные аранжировки, как она метко выразилась, выглядели «перетрахнутыми». Виктор, не скрываясь, смачно поцеловал ее в губы, наказав не ругаться. Я смотрела, как Роланд отнесется к такой фамильярности, но того это, похоже, совершенно не заботило — он даже улыбнулся. Рут тоже не выглядела смущенной, и я рискнула снова подвести разговор к тому, почему я люблю имя Роланд. Тезка рыцаря галантно ответил, что ему тоже очень нравится «Песнь», и процитировал отрывок, где герой демонстрирует верность, храбрость и похвальную честность. Я всегда восхищалась людьми, способными цитировать литературное произведение — мне это было недоступно, и, как ни странно, в тот момент ощутила тепло в области пупка, что, учитывая обстоятельства, было совершенно неуместно.