смеяться guluzu
смотреть, видеть okuzu
снег snuta
снова noju
cобака psauta
сожаление glajuta
сознание uznuta
солнце sveuta
соль siluta
сосать kmajtuzu
спасать kovtuzu
спать pletuzu
спичка ugustriluta
ствол strilorusuta
старый pomirnoje
стекло skluta
стеклянный skloje
стена struta
сто stonk
стоять statuzu
страх skamuta
страшный, чудовищный
skamutoje
стыд saramuta
считать skuzu
сухой shoje
сухость shuta
сын armauta
сыпать pasipuzu
съедобный, сытый kusoje
сюда suttou
Т
тайна sigruta
так kvaj
так много kvajujma
там vou
твёрдый, каменный trudoje
текст tekstuta
телевидение televizuta
телефон telefonuta
телесный korpoje
тело korputa
тепло hinuta
терять nimatuzu
течь, литься, лить liuzu
тихий negrimoje
тишина negrimuta
только onkuru
точный presizoje
три tronk
трудно vigoju
тьма, чернота kuruta
ты tau
тысяча tisonk
тысячелетний tisonkvekutoje
тяжёлый vigoje
тяжесть, трудность viguta
У
удовольствие, наслаждение pajuta
узкий skoje
улица, дорога uviuta
ум pauznuta
умный pauznoje
уродливость igonuta
устно balboju
утро svituta
ухо tukuta
Ф
фантазия fantazuta
француз fransuta
Х
хвост viluta
хитрый fafroje
холод zimnuta
холодный zimnoje
хорошо amiloju
хотеть aluzu
храп, странный звук, шарканье, хрюканье, лязг kraputa
храпеть, хрюкать, издавать странные звуки krapuzu
хрупкий pasipoje
художник tajnaln
художница tajnalinga
хуже igoing
Ц
цвет tviuta
цветок krasuta
цель singnuta
Ч
часть pluta
человек, животное, живое существо suta
чем (сравнение) — ing
червь kipisuta
чёрный kuroje
четыре kronk
число skuzuta
чистый umoje
читать kartuzu
читатель kartaln
читательница kartalinga
что sau
чтобы parous
что-то круглое olo-
что-то продолговатое strilo-
чувствовать intruzu
чужой nemoje
Ш
шанс sansuta, устар. chansuta
шесть sonk
широкий ruroje
шоколад sokoladuta
шумный, музыкальный, громкий grimoje
Э
эмиграция emigruta
этот, эта, это, эти, те, то, тот, та o
Ю
юг ukiruta
Я
я au
язык (анатом.) klauta
язык, слово, рассказ, выражение balbuta
яйцо juta
Ольгерд Бахаревич: «Пишу о своем, о нашем здесь и сейчас»
— Нам не хватает понимания того, насколько это было революционное, свободное, веселое и важное время. Какие мы все были наивные, дикие, глупые и талантливые, и какая замечательная была на вкус эта неуправляемая, долгожданная свобода. Мы учились быть людьми, учились быть белорусами, учились быть европейцами, гражданами независимого государства. И это было круто. Инерция тех лет до сих пор спасает страну.
— Я понимаю, что мои девяностые не очень-то типичны, я занимался преимущественно тем, что шлялся по городу, читал умные книжки, писал стихи, знакомился с разными фриками, пил, курил и орал в микрофон неприличные песенки на собственные тексты… И культивировал в себе непохожесть на других.
— Вдумчивое чтение хорошей литературы — это уже акт свободы, пример критического отношения к миру и людям, пример того, как творчество меняет и самого творца, и того, кто поддается его чарам.
— Белорусская литература прежней уже никогда не будет. Смелость, эксперимент, новый язык, новые формы, вписанность в европейский контекст, вот что в ней появилось. Белорусская литература очень поумнела и осмелела, стала гораздо разнообразнее и бросила наконец-то играть в великую святую, наставляющую народ… Настоящая современная литература живет в независимых издательствах, маленьких книжных, в вольном интернете, у нее невысокие тиражи, зато каждый ее читатель — настоящий.