К тому же все явственнее становился «шепот», тот самый, к которому они должны были приготовиться.
– Рубос… – Оборвав себя, Лотар повернулся к Сухмету: – Сухмет, может, пора затыкать уши твоим наговоренным воском?
– Если только мирамцу… – пробормотал Сухмет, думая о чем-то своем.
– Ну уж нет, – со свирепой радостью отказался Рубос. – Сейчас, когда я знаю, что это такое, оно меня только вдохновляет, а не останавливает.
Лотар посмотрел на Сухмета, и тот кивнул – да, даже их Рубос стал привыкать к этому звуку. И скоро, если не остановить негодяев, тут не останется ни одного не зараженного всеобщим безумием человека. Если позволить им победить… А ведь они победят, если Лотар не поймет того, что должен понять.
Они вышли к трем высоким зданиям. Это были ратуша, местная морская биржа и еще какой-то дом. На мостовой перед ними и на крышах Лотар увидел застывших в напряженном ожидании стражников. Тут все было в порядке. Вот разве что от стражников было бы гораздо больше пользы на стенах…
Где же стоял этот Гонг, откуда звучал этот «шепот»?
Лотар вдруг представил себе три или четыре десятка рядов ухоженных мирамских домов, которые отделяли его от ворот, где собаки, судя по звукам, уже начали рвать контрфорсы. Он слышал тяжелые удары каменных глыб о камень, грохот сокрушаемой кладки, отчаянные вопли людей…
– Стойте, мы не то делаем, – сказал он и замер на месте.
Нетерпение Рубоса было так велико, он так разогнался, что вынужден был описать широкий круг, чтобы вернуться к замершему на месте Лотару.
– Что еще?
– Откуда они вызвали собак – вот о чем следует думать, Рубос, а не рваться на стены. Мне кажется, это как раз то, что приведет их к победе. Их, а не нас.
Рубос гулко проглотил слюну. Он старался взять себя в руки, избавлялся от запрограммированности, которую вызывал этот «шепот», этот скрежет и вой собак, вся эта магия.
– Хорошо, возможно, ты прав. Четверть часа ничего не решит – думай, я подожду.
– Где они могут установить Гонг?
– Мне кажется, господин мой, – негромко произнес Сухмет, – где угодно.
– Нет-нет, им труднее изменить план, чем нам обнаружить его. Поэтому…
И тогда Лотар отошел к стене, прислонился к ней спиной, поднял голову, чтобы видеть звезды над собой. Это было самое странное действие – остановиться вот с таким отрешенным видом, рассматривать звезды, когда где-то орали нападавшие, стены трещали под напором чудовищных псов, а вокруг медленно, но верно нарастала паника.
Даже Сухмет не понимал сейчас Желтоголового. Он подошел к Лотару и легонько дернул несколько раз за рукав. Лотар освободил руку, чтобы ничто не отвлекало его от поиска единственно правильного решения.
Но он успокоил дыхание, очистил сознание, отвлекся от оценок всего, что вокруг происходило. И спросил себя… Да, вопрос и был, вероятно, самой важной вещью на свете. Он сделал еще одно усилие – и вопрос прозвучал:
– Значит, так. Нужно думать не о возможности, а о цели. Какова их цель?
Мимо пробежало два десятка солдат, их вел куда-то торопливый, теряющий голову, потный полусотник. Напряжение становилось невыносимым.
– Им нужно разрушить терем князя и убить его… Как они сделали с Бугошитом. – Лотар подумал. – Да, этого же они хотят и сейчас.
– Хотят убить и Светоку? – спросил Рубос.
– Скорее всего да. – Лотар мысленно перенесся в терем, в те залы, по которым он ходил, в эту огромную каменную коробку, начиненную людьми, их делами, их жизнями и вещами, от которых они зависели. – Как можно вызвать туда собак?
– Терем велик, господин. Пока мы будем его осматривать, собаки ворвутся в город, и тогда мы уже ничего не успеем сделать. – Голос Сухмета не просто стал тихим, он осип. Интересно, почему?
– Нет, мы знаем, откуда можно вызвать собак, потому что Капис уже спланировал это.
Не отходи от реальности слишком далеко, приказал он себе. Это рискованно – совсем не испытывать волнения, не чувствовать опасности ситуации. Немало превосходных воинов погибло, потому что в решающий момент не сумели побеспокоиться о своей жизни.
– Комната Каписа запечатана тревожным заклятьем. Если бы туда кто-то вошел, мы бы уже знали. Я бы почувствовал это, даже находясь на другом конце мира, – мерно, как шум прибоя, отвечал Сухмет.