— Затеяла, угадал. А вспомнила просто так. А может быть, попал в цепочку мыслей: работа, дом. Семеныч. Семья, наконец, — Анна скривила губы и усмехнулась.
— Однако в цепочке твоей нет звена: верный друг и любовник.
— Размечтался. Мужчина — кузнец семейного счастья. А ты, к сожалению, вольный стрелок. Или ронин? Как по-вашему, по-японски?
— Люмпен. По-вашему, по-немецки, — Ю.Б. склонил голову и погладил двумя пальцами круглую коленку Анны. — Вокруг тебя кружатся достаточно мордатых кузнецов с молотами счастья. Перебираешь? Выбираешь и отсеиваешь?
— А я уже отсеяла мусор и выбрала придурка. Сам знаешь, симпатичные, деловые и умные все переженились. Обзавелись киндерсюрпризами. Когда такой подкатывает, то только с одной целью: потрахаться — и с глаз долой. А напальцованные беззадые хамы с курдюками от подбородка до колен меня не возбуждают. К тому же я люблю поразмышлять. Поговорить, послушать. Ты хороший собеседник и благодарный слушатель. С плоским животом и круглой попкой, что немаловажно для тесного общения людей интеллигентных. Так что будем ждать букера. Я не слишком откровенна, милый?
— Букер? Не льсти, красавица, при мне. И не затягивай сеть, пожалуйста.
— Хам! Попользовался телом наивной девушки — и в бега? Не на ту напал, писатель сан-ный.— Анна резко ударила Ю.Б. по ребрам. Загорелся желтый.
— Ладно, ладно, уговорила. Фрахтуй пароходик. Будем заниматься любовью на верхней палубе.
Анна церемонно протянула тонкую кисть для поцелуя и сказала:
— Заметано, фрайерок.
Вечером Ю.Б. в раздумье ходил по просторной комнате, задерживаясь у окна и разглядывая прохожих и вереницу медленных автомобилей. Раздолбанная «семерка» дернулась и поддала под зад черный «Ранглер». Мятый капот «семерки» распахнулся, как крышка шкатулки с сюрпризом. Из «Ранглера» вышел мужчина. Внешние данные джиппера вполне соответствовали имиджу автомобиля: красивый тяжелоатлет с умными глазами и с вытатуированным иероглифом ри-«аргумент» на правом плече. Салон отечественного авто набит обдолбанной шпаной в заношенных футболках. «Как это еще гаишники не додумались ввести правило эстетического соответствия внешних данных автовладельца и его автомобиля? — подумал Ю.Б. — В данном случае правило соответствия не нарушено. Вот хозяин „трехсотки“ никак не вписывается в дизайн американца. Он смотрелся бы вполне гармонично в заезженном „Кадетте“ или в „десятке“. Правило нарушено, плати. Получи направление к модельеру, пластическому хирургу и в спортзал отдела ГИБДД. Срок исполнения — сутки. Впротивном случае автомобиль изымается и выставляется на торги. Вырученные деньги поступают в Фонд выпрямления дорог, ведущих к дачам ментовского начальства». Ю.Б. повернулся спиной к окну, постоял какое-то время с опущенной головой, потом подошел к письменному столу. Открыл иероглифический словарь, разгладил страницы и стал загонять в память обруча раздел словаря, включающий иероглифы со сто сорок седьмым ключом «видеть». Потом в верхнем правом углу чистого листа бумаги быстро написал иероглиф мэ-глаза и стал старательно выводить дзасисуру-пассивно наблюдать, миру-смотреть, обоэру-запоминать, какутисуру-осознавать, сатору-понимать. Исписал один лист, взял другой. Включил компьютер, долго смотрел на плоский монитор и наконец напечатал: «Обруч и Стрелок».
чень холодно и хочется спать. Закрываешь глаза. И мозг будоражат мелькающие лица убитых. Открываешь. И видишь измученные бессонницей, холодом и непрерывными боями неподвижные серые лица. Сколько дней прошло с начала русского наступления? Трудно сказать. Может, десять, а может, больше. Грохот не смолкает. Темно. Сквозь отверстие в потолке разрушенного укрепления видны холодные далекие звезды. Промелькнул силуэт русского самолета. Холодно. Лейтенант запретил разводить огонь. Сколько еще это будет продолжаться? Говорят, их батальон должны сменить. Скорее бы. Юрген совсем спятил. Молчит третий день. Лицо закаменело. Только произносит перед каждым боем заклинание: «За дом, веру и Отечество». В глазах страх, отчаянная решимость, полная отрешенность от далекого прошлого и сумрачного будущего. Эрик держится молодцом. Но и он начал сдавать. Матти посмотрел на спящего товарища. Эрик беспокойно зашевелился.
— Не спишь? — прошептал Матти, толкнув его в толстое плечо.
— Мне страшно, Матти, — не сразу ответил Эрик, слегка покашливая. — Знаешь, я боюсь умереть во сне. Холодно. Давай поговорим.
— О чем? — спросил Матти и глубоко вздохнул.