— Бенкендорф. Мой принцип — в долг не давать, особенно опальным пиитам.
Жизнерадостный алкаш изобразил почтительный испуг подвижными частями припухшего лица, прикусил нижнюю губу, прижал кулак к груди и с театральной фальшью произнес:
— Неужто, граф? Ваше сиятельство, полтинник-с с вас за титул.
— Ну, ты даешь. Ставки растут. Иди у буржуев проси, Кюхельбекер.
— Да разве ж они дадут? Удавятся за копейку. А не дадут. А ты, вижу, мужчина с понятием. Короче, Мишей меня зовут. Знакомы будем.
«Привязчивый, гад», — подумал Ю.Б. и полез в карман за десяткой.
Миша в волнении переминался и быстро говорил, разбрызгивая слюни, театрально жестикулируя и приглаживая немытые патлы с сильной сединой:
— Вот все бы так. Вот жизнь была бы, живи — не хочу. А, ваше сиятельство? А может, купишь пузырь? Выпьем за знакомство. А? Приглашаю к себе. Тут недалеко живу, в «генеральском». Все чин чинарем. Чисто и благородно. Имузыка имеется. Пардон, русского не держу. Хад рок, в лучшем виде-с. Со старых времен «винил» в комплекте.
Сквозь алкогольно-возрастную опухлость Мишиного лица проступали знакомые черты симпатичного студента филфака, фарцовщика и балагура, любимца модных девушек. Мишка Адмирал, наследник богатейшей библиотеки книжного дефицита, собранной его дедом-адмиралом и пополненной мамой, часто выезжающей за пределы крепко запертой границы.
Мишка, воодушевленный удачей, не узнал приятеля юности, подхватил десятку и нахально потребовал:
— Добавь еще. Воздастся за щедрость многократно, — и зачем-то продолжил, махнув рукой: — Все там будем. Аминь.
Тут он увидел группку финских пенсионеров, быстро пересекающих площадь, дернул головой и устремился вдогонку, семеня длинными ногами и размахивая ручищами. Миша пристроился рядом с финской дамой, взял ее под ручку, согнулся и стал что-то вежливо втолковывать перепуганным старушкам и старичкам, приложив свободную руку к сердцу. Университетское незаконченное образование, беглое знание иностранных языков и бесцеремонный натиск возымели свое действие. Пенсионеры капитулировали. Миша поклонился, поцеловал сопротивляющейся даме ручку в перчатке и заспешил в сторону гастронома.
«Вот, блин, метаморфоза», — подумал Ю.Б. и пошел по гранитной брусчатке к главной улице города. Повернул направо и медленно направился в сторону Рыночной площади, разглядывая постаревшие и неухоженные фасады финских зданий, облицованные гранитом и украшенные цветами, медведями и гербами.
«Какая красотища, — повторяла Анна, когда они летом кружили по улочкам старого города, заглядывая во дворики, и Анна без устали фотографировала обветшалые памятники архитектуры, — и какая запущенность. Представляешь, каким бы был этот город, останься он финским? Курорт, туристический центр. Северный Монте-Карло».
«Палка о двух концах, — ответил тогда Ю.Б., — будь город финским, я не провел бы здесь столько времени в детстве и юности. А так я рос в красивейшем городе, на берегу залива. Острова, сосновые леса, озера. Все рядом. Ижить среди таких красот было абсолютно привычно и естественно. Не представляю жизнь в панельном захолустье».
«Да ты, батенька, сноб и сталинист, — Анна навела на него объектив фотоаппарата. — Изобрази смайлик».
«Не понял. Почему сталинист?» — Ю.Б. был удивлен неожиданному заявлению.
«Тупите, товарищ. Кому ты обязан счастливому детству в сказочном городе? Верно, товарищу Сталину, вернувшему Родине карельские земли».
«Выходит, нынешние выборжане в знак благодарности должны переименовать улицы и проспекты, носящие имя Ленина, в Сталинградский проспект, в проспект имени Сталина, в Сталинградское шоссе?»
«Было бы логично. Ленин отдал. Сталин вернул. Выборжане счастливы и довольны. Не называть же улицы в честь Маннергейма или нынешнего губернатора области, — вполне серьезно продолжила рассуждения Анна. — Товарищ Сталин в некотором роде — собиратель Земель Русских. Империя великая и неделимая. Где сейчас Украина, Белая Русь, Крым с Севастополем? Прибалты и грузины? Разбежались. А Сталин был мужик с большой буквы».
«С большой буквы „М“. Суров, но справедлив, — сказал Ю.Б. — Да ты сама скрытая коммунистка и сталинистка».
«Я — умная женщина с красивой, запоминающейся внешностью, — гордо ответила Анна. — Я — редкий экземпляр двуединства ума и красоты. Цени и наслаждайся».
И она была права. Он наслаждался ее красотой, ее способностью никогда не быть скучной. Но не ценил, а принимал. И потерял.
Потом они сидели на лавочке в парке перед сухим фонтаном, позади городской библиотеки, пили пиво из одной бутылки, и Анна делилась историческими сведениями, уже знакомыми Ю.Б. Он ее не перебивал. Молча восхищался осведомленностью подруги.