Милость. Я ее не заслуживаю, но все же иногда получаю. Дождевые капли, тяжелые, холодные, бьются о мой лоб и щеки, портят еду на столах, тушат угли, и главное – разгоняют эту чертову ярмарку тщеславия.
Они ведут себя так, словно это кислотный дождь. Кто-то и вовсе сваливает на своих тачках, кто-то бежит в дом, чтобы продолжить развлекаться там.
Пошли вы все. Пошли… Дождевые капли словно его губы. Я так по ним скучала.
Я скидываю неудобные туфли, оставляю их на дорожке и шагаю босыми ногами на мягкий, влажный травяной настил. Раскидываю в стороны руки, подставлю лицо уже не каплям, потоку. Я счастлива. Мой маленький миг счастья.
– Митчелл, – шепчу так, что слышу только я. – Я люблю тебя. Так хотела возненавидеть, но люблю.
– Бекки! – опять голос мерзкой Миртл. – Ты же заболеешь! Иди в дом! Тебе плохо?
Она стоит на крыльце и манит меня к дому.
Вот и все. Кончилось счастье. Становится холодно и зябко. Я обнимаю себя за плечи и плетусь к дому, шлепая по лужам на дорожке.
– Я пойду спать, – бросаю ей. – Устала.
– Так еще рано, – возражает Миртл, но мне плевать на нее и ее мнение.
Поднимаюсь по лестнице, капая на состаренный дуб дождевой водой с волос. Второй этаж пустой – все пьют и веселятся внизу. Я поднимаюсь на носочки и стараюсь тихо прошмыгнуть мимо его кабинета. Я кожей чувствую, что Малленс там.
Дверь открывается прямо перед моим лицом, и я сталкиваюсь с ним нос к носу.
– Ты вся промокла, – усмехается Фрэнсис, словно увидел или сказал что-то забавное.
Его зрачки такие большие, что глаза кажутся демонически-черными, а светлые волосы налипли на мокрый лоб, и рубашка на груди тоже мокрая от пота.
– Я приму горячий душ и лягу спать пораньше, – проговариваю, отступив от него на пару шагов.
Хватает меня резко за запястье, и я вздрагиваю. Фрэнсису нравится моя реакция, и он только сильнее, до боли, сжимает мою руку. Я не закричу. Он не дождется.
– Потом, – жестко, четко. – Пошли. Хочу с тобой поговорить…
Тащит меня в свой кабинет, захлопывает дверь. Наконец, отпускает мою руку, и я, как загнанный зверек, пячусь вглубь комнаты. Натыкаюсь поясницей на кромку стола и замираю.
Я не боюсь.
Ударит?
Изнасилует?
Смешает с дерьмом?
Я не боюсь…
Медленно подходит ко мне, закрывая собой весь свет, весь мир, накатывает скверной и чернотой.
– Ты так пахнешь, – его ладонь тяжело ложится мне на щеку. – Твоим запахом дышит весь дом, он у меня под кожей.
– Ты перебрал, – выдыхаю я, когда он хватает меня и сажает на свой стол.
– Нет, я все теперь понимаю, родная, – вклинивается своим корпусом между моих моих ног, рвет пальцами узкий подол. – Ты такая холодная. Я не хочу, чтоб ты была как они. Я тебя отогрею, Бекки.
Его руки беспорядочно, болезненно шарят по моему телу, губы собирают остатки воды с моей кожи.
– Фрэнсис, не надо, – почти умоляю, пытаясь оттолкнуть его от себя. – Не сейчас. Хоть раз давай по-людски.
– Ты бы ему отказала? – в его голосе тут же появляются угрожающие нотки, пальцы сжимаются у меня на горле. – Сказала бы “я не хочу” своему Душителю, когда бы он снизошел до тебя после потрошения трупов.
– Нет, – отвечаю честно и вся внутренне сжимаюсь.
Я смотрю на него. Прямо в глаза. Не моргаю.
Я не боюсь. Митчелл не боялся, когда они делали это с ним. И я не буду бояться своего мучителя. Я его заслужила.
– Дерьмо! – орет он, отпускает меня и бросается к стеклянному шкафу со своими наградами. – Что тебе еще нужно? Я вытащил тебя из грязи, его грязи, отмыл, сделал миссис Малленс. Они все пресмыкаются перед тобой, когда должны плевать в лицо. Я кинул к твоим ногам мир. Я готов был убивать ради тебя, я избавился от твоего трупа!
Он хватает шкаф за угол и швыряет его на пол. Я содрогаюсь от оглушительного грохота, прикрываю лицо руками от летящих в меня осколков. Щеку чиркает, становится горячо.
– Что ты, блядь, еще хочешь? – орет он, упав на колени, и, выбирая медали из осколков. – Что ты хочешь? Сука! Я готов на все ради тебя, а ты все своего психопата забыть не можешь!
Он вдруг замолкает. Сидит и смотрит на свои кровоточащие ладони, глупо улыбается.
Я спрыгиваю со стола, иду к нему прямо по осколкам, приседаю рядом на корточки.
– Просто отпусти меня, – умоляю тихо.
Улыбается мне безумно, тянет руку, ловит каплю крови, которая вытекает из пореза на моей щеке, слизывает с таким видом, словно это лакомство.
Сжимает кулак так сильно, что костяшки белеют, а на стеклянные обломки часто капает кровь.