Я всматриваюсь в его глаза, в которых, как много лет назад, сияют золотые искорки. Я отдаюсь ему полностью. Мне хорошо. Умирающий мозг искрит. Мышцы выворачиваются наизнанку. Я громко всхлипываю и разлепляю дрожащие веки.
— Смотри на меня, — орет он, и щеку опаляет звонкая пощечина.
Я не врала про то, что Фрэнсис – скорострел, но эти минуты – просто пытка. Он уверен, что мы играли с асфиксией. И думает, что так сможет заменить его. Не сможет. Никогда.
Вновь сдавливает мою шею. Я делаю последний глоток воздуха, судорожный и отчаянный. Когда начинаю отлетать и сильнее сжимать его в себе, Фрэнсис вздрагивает и извергает в мое тело свое гнилое семя.
Отпускает меня, и я закашливаюсь, обдирая себе горло. Фрэнсис продолжает играть со мной как с куклой. И если бы только для секса.
Хватает меня за лодыжки, стаскивает с подушек и закидывает мои дрожащие ноги себе на плечо.
— Подними попку, чтобы все достигло цели, – приказывает, глядя на меня как на кусок дерьма.
Глава 1. Бекки. 1.2
У меня больше нет сил с ним бороться. Подсовываю под поясницу ладони и приподнимаюсь.
Он смотрит на мое обнаженное тело так пристально, будто видит его в первый раз. Мне мерзко не только оттого, что во мне его сперма, но и от этого взгляда.
— Какая ты красивая, — произносит, скривившись. — И такая бракованная. Который год не можешь забеременеть, хотя все доктора говорят, что ты здорова.
— Может, дело в тебе? — вновь не сдерживаюсь я, морщась от боли.
Внутри меня словно зияет дыра. Он отвратителен. Мне ни единого раза не было хорошо с ним. Не было ничего даже отдаленно похожего на то, что я испытала с Митчеллом в тот наш единственный раз.
— Кэтрин беременела регулярно, – рявкает Фрэнсис, до боли вдавив кончики пальцев в мое бедро.
О да, конечно. Святая мученица Кэтрин, такая совершенная. Правда, он ее ни во что не ставил при жизни, а теперь заливает мне.
Фрэнсис резко хватает меня за руку – заметил, что на мне нет чертова кольца. Я его еще вчера бросила на туалетный столик. Или еще куда закинула. Не помню. Не хочу носить эту дрянь на себе.
— Почему на твоем пальце нет херова кольца? – орет он как отбитый.
— Забыла надеть, – огрызаюсь я, нарываясь на очередную зуботычину.
– Где оно, блядь? – верещит, обдавая меня горячим дыханием.
– Не помню, – мой голос противно дребезжит. – На туалетном столике, наверное.
Он скидывает с себя мои ноги, вскакивает, летит к столику. Расшвыривает все в поисках чертова кольца. Что-то грохочет, бьется – прям как у меня внутри. Находит чертово кольцо и бросается ко мне. Хватает меня за руку, с силой надавливает на суставы, заставив меня заорать. Я просто уверена, что он пытает людей, и Митчелла пытал, а теперь – меня.
Напяливает на меня кольцо, содрав этой фиговиной кожу с костяшки. Он уже ломал мне этот палец однажды, и костная мозоль все еще болит.
— Не забывай, кто я есть. Я твой муж и требую к себе уважения! Не смей снимать чертово кольцо! Я дарю тебе райскую жизнь, где каждый склоняет перед тобой голову. Но если бы ты не была женой самого окружного прокурора, они бы тебя распяли. Помни об этом!
— Так разведись со мной! – выкрикиваю я, захлебываясь слезами. — Ты бы ничего не добился, если бы не он!
К моему удивлению, Фрэнсис не раздражается. Отпускает меня, поддевает пальцами подбородок, заставив посмотреть на себя, и холодным голосом чеканит:
— Ты никогда не думала, как бы кончила, если бы не я? – впрочем, его спокойствия хватает на одну фразу, а потом пальцы до боли сжимают мои скулы, и Фрынсис начинает орать: – Так я отвечу тебе, неблагодарная ты сука! В тюрьме. В камере смертников. Забыла уже кто за тобой тот труп прибрал? И не преувеличивай, блядь, его башковитость! Если бы он был таким уж умником, то не попался бы. И он был жалок, да. Я был на казни. И ему было чертовски больно. А я смаковал каждую минуту. Слышишь меня, Ребекка? Я видел, как этот дьявол ныл от разрывающей его тело боли.
— Ненавижу тебя, — реву я, а по щекам льются горячие слезы, не приносящие облегчения.
— Ненавидь, — хватает меня за плечи, встряхивает как куклу. — Мне нравится, когда ты пылкая. Мне нравится, как мы горячо трахаемся. И ты никуда не денешься от меня. Херова развода не будет! И не забудь, что в воскресенье барбекю.
Он отпускает меня, и я, завернувшись в простыню и свернувшись в позе эмбриона, реву в подушку. Слышу, как он долго льет воду в душе, потом ходит по комнате, собираясь. Я представляю, как он надевает часы, завязывает галстук на своей бычьей шее. Мне противно, даже когда я этого не вижу.