Подходит ко мне, опирается коленом на матрас, продавливая его, поворачивает меня на спину. Меня тошнит от его запаха и прикосновений.
— Я люблю тебя, дорогая. – чмокает меня в лоб. – Приложи лед к щеке, чтобы синяка не было, а то перед людьми за тебя стыдно. Неуклюжая, опять обо что-то споткнулась.
Уходит. Я дожидаюсь, пока под колесами зашумит гравий на подъездной дорожке. Встаю и касаюсь пальцами щеки, нажимаю кончиком языка на зубы, пытаясь понять, шатается ли что-то. С трудом поднимаюсь и плетусь в ванную.
Единственное, чего я хочу, – это смыть его с себя. Вода такая горячая, что я еле терплю, но продолжаю скрести кожу мочалкой. Пусть даже до дыр протру, лишь бы избавиться от его запаха и следов.
Я силюсь вновь заплакать, но не могу. Все имеет лимит. Слезы тоже. Они кончились на первом году нашего брака.
Мой муж никогда не видел во мне человека, в отличие от Митчелла. Я стала объектом его больной похоти, красивой безделушкой для показа друзьям и соседям, куклой, которую можно трахать и ломать.
Он заставляет меня рядиться в обтягивающие, оголяющие ноги и грудь тряпки, ярко красится и всегда быть на шпильках. Этакая дорогая проститутка с обручальным кольцом. Наш дом — это пластиковое жилище Кена и Барби. Такой дорогой и пафосный, но лишенный души и индивидуальности, безвкусный и пошлый.
Я укутываюсь в банный халат, который для раздраженной кожи не нежнее кольчуги и, вооружившись пилочкой для ногтей с острым кончиком, встаю на сиденье унитаза. Подковыриваю решетку вентиляции, придерживаю ее одной рукой, а другой шарю внутри, пока не нащупываю маленький гладкий предмет.
Мой тайник – это жестяная коробочка от мятных леденцов со стертой этикеткой. Маленький кусочек частной жизни, о котором он не знает. Я выуживаю из коробочки пластинку противозачаточных. Я не хочу иметь детей от этого полицая. Если это случится, мы будем вместе вечно. Вечность с человеком, которого я ненавижу, меня не устраивает. Совсем не устраивает.
На дне коробки пожелтевшая газетная вырезка. Я беру ее, стараясь не повредить хрупкую бумагу. Малленс отобрал у меня единственный снимок, где мы с Митчеллом были вместе. И его письмо. Но даже Фрэнсис не властен над моей памятью. Я помню все. Каждую запятую. Каждый его жест. Каждую улыбку. Каждую минуту, что мы провели вместе.
Я всматриваюсь в пиксельное изображение, и вскоре черно-белые кружочки сливаются в родное лицо. Я проклинаю себя за малодушие. Я поклялась когда-то всегда быть с ним, но струсила и отдалась мужчине, которого ненавижу всей душой. Я позволяю брать себя, когда он этого хочет, позволяю выбирать мне платья и друзей.
Я заслуживаю каждый тычок и оскорбление. Нет прощения предателям! Я предала человека, который меня спас, который отдал за меня жизнь. И ради чего? Ради этого жалкого подобия жизни. Малленс говорит, что любит меня, но, скорее всего, у Фрэнсиса просто встает на свое представление обо мне. Я никогда больше не буду собой, потому что такой я могла быть только с Митчеллом. Здесь же я соответствую статусу: тупая пластиковая кукла, которая недостойна уважения.
Глава 2. Фрэнсис
Это место почти всегда пустует в обеденное время – в Мишленовские рестораны ходят вечерами и по случаю. Но я не все, и даже среди избранных я стою особняком. Я хочу лучшее. Хочу все. Хочу этого всегда и не по чужим тупым правилам.
Сай, бестолково листающий меню, захлопывает тяжелый кожаный переплет, вытаскивает из кармана пиджака жестянку мятных леденцов и шмякает ее сверху.
У меня скулы сводит, когда он начинает грызть их, вероятно, откалывая куски эмали.
– Бросаешь курить? – спрашиваю, отправив в рот кусок филе миньон.
– Угу, – кивает, двигая головой как китайский болванчик. – Мне не помогает курить. И бурбон не помогает, и херова йога тоже. Просто взорвусь сейчас от этой нервотрепки. У меня на Карли не встает, босс, уже которую неделю.
Я ухмыляюсь, размазывая по большой белой тарелке лужицу сукровицы ножом. Рановато для полшестого.
– Так ты знаешь способ расслабиться. – проговариваю, приподняв бровь. – Пара голубых дорожек, и будешь отжаривать Карли ночи напролет. Давай! Активируй уже режим злоебучего бога!
– В этом и проблема, босс, – Сай резко понижает голос, трусливо озирается по сторонам. – Мы не можем этим заниматься на наших-то должностях. Вы, мать его, окружной прокурор.