Каждый раз, когда я вижу их вместе, во мне что-то умирает. Умирает во мне, живом зомби. Забавно. Жизнь продолжает улыбаться мне кривой ухмылкой безумца.
Он притягивает ее к себе и целует. Так показно, так по-хозяйски, чтобы весь лживый пригород, населенный толстосумами высшей пробы, знал, кому теперь принадлежит моя Бекки.
Моя. Бекки. Сколько же во мне ненависти и злости к ней, и все равно я не могу научиться жить без нее. Она под кожей. Это навсегда. Ее не вырезать, не выжечь, не вырвать варварски. Плевать на боль, это просто невозможно.
Я приезжаю сюда в одно и то же время каждый будний день. Чтобы увидеть ее. Чтобы увидеть, как он присваивает ее себе. Это тот еще мазохизм. Когда же мне хочется сделать себе еще больнее, я фантазирую о том, что происходит по утрам между мужем и женой.
Она никогда ему не улыбается. Никогда. И бывают такие дни, когда я начинаю верить, что она с ним не по любви, что он ее принудил, что нужно вломиться туда и спасти мою Бекки. Я борюсь с этими порывами. Вырываю ее из себя с кровью, но она прорастает вновь…
Она садится в свою машину, а меня из мира самоистязаний вырывает телефонный звонок. Моя секретарша.
– Да, Лиз, – нажимаю кнопку на гарнитуре.
– Доброе утро, доктор Харпер, мисс Карсон отменила запись.
– Доброе, – буркаю я. – Знаешь что? Отмени все записи на сегодня.
– Но, доктор Харпер… они будут в бешенстве…
– Я сказал, отмени, – повторяю с холодной вежливостью. – Я поеду домой, не беспокой меня до завтра.
– Хорошо, доктор Харпер, – тут же подчиняется она, зная меня очень хорошо. Слишком хорошо. Нужно менять секретаря.
Я прячусь за солнцезащитными очками и срываюсь с места. Еду в сторону мед школы, где она учится. Как всегда, преодолеваю больное желание поехать за ней, выследить, прижать в темном углу и потребовать объяснений. Или даже дать ей возможность оправдаться за то, что она с ним, за то, что предала меня, себя, нашу любовь… Была ли она, вообще…любовь?
В последний момент сворачиваю с дороги, где мы с ней вместе хоть и в разных полосах.
Я не хочу сюда возвращаться, но всегда это делаю. Примерно так же было с таунхаусом из другой жизни. Хотя, стоп, я летел туда, когда там была она.
Вхожу в просторный холл с мраморным полом. Карен ждет меня у подножья лестницы, вцепившись одной рукой в перила.
– Ты сегодня рано, любимый, – издевательски произносит Карен, издает пьяный смешок и залпом выпивает содержимое винного бокала.
– Ты сегодня рано накачалась кьянти, – парирую я.
Пошатываясь и виляя задом, подходит ко мне.
– А что мне еще остается, Митчелл? – смеется мне в лицо, повисает на шее, обдавая винным дыханием, вызывающим тошноту. – Опять шпионил за ней?
– Ты никогда не займешь даже сотой части ее места, – отшиваю ее холодно. – Нет смысла стараться, Карен, и изводиться ревностью.
– Как же ты жалок, Митчелл, – шипит она мне в лицо. – Все бегаешь за ней, а она с ним.
– Митчелл умер, – напоминаю ей. – Дважды. Меня зовут доктор Джек Харпер, забыла? И Джеку плевать и на тебя, и на нее.
Я убираю от себя ее руку, холодно улыбаюсь, резко разворачиваюсь и иду наверх.
– Будь ты проклят, Митчелл! – ревет Карен за спиной, в метре от моей головы пролетает винный бокал и разлетается мелкими осколками, встретившись со стеной.
Эта женщина – словно раковая опухоль. Ты можешь попытаться сделать вид, что живешь дальше, но она продолжит пожирать тебя, разрушать.
Вхожу в свою спальню, раздеваюсь и возвращаю костюм на место. Смотрю на ровный ряд отупевшим взглядом, а потом со звериным рыком сгребаю их все, швыряю на пол.
Зачем мне сейчас эта чертова педантичность? Нечего больше сдерживать. И не для кого. Без нее я мертвец, сшитый гнилыми нитками, весь разваливающийся, непонятно зачем продолжающий гнить на поверхности.
– А-а-а! – реву, обхватив голову руками. – Есть у меня цель!
Словно ору на собственных демонов. О да, у меня есть цель, маленький смысл моего никчемного существования. Я хочу уничтожить Малленса. И мне плевать, что и ее задену по касательной. Иногда мне даже нравится мысль, что ей будет больно. Иногда…
Я наполняю ванну горячей водой, медленно погружаюсь туда, укладываю голову на бортик и закрываю глаза.
Поздно… Слишком не контролировал себя. Три, два, один…Зубы сжимаются до боли в корнях, мышцы как кости по твердости.
Я не знаю, как можно описать ЭТО. Смерть. Каждый раз это смерть. Что, думали, она бывает безболезненная? Не обольщайтесь. Умирать больно, можете мне поверить. Я точно знаю. Каждый херов раз больно.
– Открой рот, Митчелл, – Карен какими-то невероятными усилиями разжимает мои челюсти, и на язык падает таблетка.