Я считаю про себя до ста. Проходит… Она права, я жалок. Я жалок – выбрал избавление, хотя для меня сдыхать от разрывающей тело боли и судорог – это честно.
– Ты думала, сколько раз я могу тебя убить за эти тридцать минут? – спрашиваю, чувствуя, как вены начинают пульсировать, но уже по-другому.
Полчаса. У меня есть полчаса, когда я могу быть собой.
– Я не сомневаюсь, что ты можешь проявить весь свой брутальный садизм, как с той лесбияночкой, кстати, можешь вспомнить ее сейчас. Но что потом, Митчелл? Будешь сдыхать не только без жестокости, но и без секса?
Карен погружает руку под воду, и ее пальцы касаются моего абсолютно вялого члена. Не заводит даже сейчас, когда возбуждение можно спустить с поводка.
– Иногда… – она ускоряет свои движения. – Только иногда марионетки срываются со своих ниточек и обращаются против кукловода… – помимо моей воли изо рта вырывается тихий стон.
– Это не наш случай, Митчелл, – она склоняется надо мной, целует скулу, обдавая меня перегаром. – Я разрешаю тебе кончить.
– Тебе нравится эта больная власть, верно? – закрываю глаза и выдыхаю сквозь стиснутые зубы.
О да, ей нравится. Кайфует оттого, что посадила на поводок зверя. Очень умного и опасного… М-да, так бывает. Закон парных случаев во всей красе.
– Мне нравится владеть тобой, – ее движения все более напористые, настолько дерганные, что вода выплескивается на пол. – Только тобой. Ты же знаешь, что такое одержимость кем-то.
– Она не была моей одержимостью, – мои пальцы заклинивает на бортиках ванны, я борюсь с собственным телом – не хочу, чтобы эта сука получила свое.
– А чем же она была? – шепотом у моего мокрого от пота виска. – Только не говори, что любовью. Не разочаровывай меня еще сильнее. Ты слишком монстр, чтоб кого-то там любить. Стерилизованный, но твоей сути процедуры не меняют.
Она под веками. Выжжена на подкорке. Бежит по венам. И мне нужно попасть в эпицентр ядерного взрыва, чтобы избавиться от Бекки – иначе ее не вырезать, и не выжечь, даже фронтальная лоботомия не поможет.
Я помню ее яркие васильковые глаза, помню, как пахнут ее волосы, помню тот малиновый педикюр, и то как она касалась меня так невинно и развратно одновременно.
– Вот видишь, – губы Карен касаются уголка моего рта, а рука продолжает сжимать уже слабо подрагивающий член. – Не так уж и сложно искренне отдаться мне.
– Разумеется, – выдыхаю я. – Однажды я тебя убью. Найду способ.
– Разумеется, – она вытирает руку полотенцем, улыбаясь подобно истинной маньячке. – Разумеется, Митчелл, только ты не станешь вновь ей нужным. Твоя нимфетка, по который ты трясся, как Гумберт Гумберт, выросла и предпочла шизику мужика при жетоне.
Карен – перверзный нарцисс, если научно, и социально адаптированный психопат, если на пальцах. И класс ее очень высок: ломать просто умных, красивых и успешных самцов – не ее, слишком просто. Совсем другое дело, когда жертва – это кто-то во сто крат ее превосходящий, в плане интеллекта в особенности. Вот только она заигралась. Не понимает, насколько искусственно ее превосходство. И временно.
– Что ты задумал, любимый? – спрашивает, выливая мне на грудь масло для душа. – Что будет с Малленсом? И с ней?
Бурбонская ваниль. Словно снова оказаться с ней, полуживой, в той машине.
– Не твое дело, – спокойно, холодно, игнорируя ее развратные касания, разносящие пену по моему телу.
– Убить его хочешь? – продолжает допытываться, явно получая от этого разговора больше удовольствия, чем от секса. – Своими руками? – Нет, – откидываюсь затылком на край ванны, делая вид, что ее нет.
– Тогда что? – смотрит недоуменно.
– Я собираюсь отнять то, что он любит больше всего.
Когда я закончу, Малленс сам захочет сдохнуть. Мученика я из него делать уж точно не собираюсь. Сделаю монстром, подобным себе. Или хуже.
– Ее? – выплевывает ядовито, продолжая гладить мое тело под водой.
– Я сказал то, что он любит. Власть и влияние. Хочу, чтоб он походил в моих ботинках, – усмехаюсь, прикрываю глаза и мысленно возвращаюсь к моей Бекки. – Ты все увидишь из первого ряда, Карен.
____________
Любимые, проды будут по выходным) Очень жду ваши комментарии, они ОЧЕНЬ мотивируют писать)
Глава 4. Фрэнсис
Синеватый люминесцентный, какой-то трупный свет, льющийся с потолка, и мертвая тишина коридоров, которую нарушают наши непочтительные шаги. Все как тогда. Настолько то же самое по ощущениям и картинке, что кажется кошмарным сном, от которого не получается проснуться. И неважно, сколько ты себя щиплешь.