– Замечательно, он был очень доволен.
– А ты? Ты получил удовольствие?
– Ну, тарталетки там были вкусные.
– Дурак, я имела в виду, удалось ли тебе побыть немного с твоими детьми?
– Только со Звевой, Данте был занят тем, что расшаркивался перед своими драгоценными коллекционерами.
– Ну не надо так говорить.
– Это чистая правда.
– А как твоя дочь? – интересуется она.
– Очень нервная.
Она останавливается и смотрит мне в глаза.
– Чезаре, ты вообще способен сказать что-нибудь хорошее о своей семье?
Что ж, мне и в самом деле это совсем непросто. Обычно родители не видят у своих детей недостатков – я же, наоборот, только их и замечаю.
– По правде говоря, она просто выводит меня из себя. Это несчастная женщина, но она не хочет даже на секунду задуматься, чтобы это понять.
– Вообще-то это не так легко. Может быть, ей просто нужна помощь.
– Это уж точно! Как и моей соседке по дому, которая терпит побои от своего мужа.
Россана смотрит на меня глазами, которые кажутся просто огромными благодаря превосходной туши для ресниц, а затем спрашивает:
– Ты-то откуда знаешь?
– Я слышу их через стенку, и потом, мы с ней познакомились. Причем я ей сказал, что хочу ей помочь, но она отказалась.
– Прости, но какое это отношение имеет к Звеве?
– Такое. Нельзя спасти того, кто этого не хочет. А Звева не хочет.
Россана вздыхает.
– Ты слишком много времени проводишь в одиночестве, – помолчав, произносит она.
– Почему, с чего ты взяла?
– Ты чересчур упрямый, если тебе что-то втемяшилось в голову, ты этого уже не оставишь.
Смешно, Катерина говорила примерно то же самое.
– Лучше смотри: здесь работает моя дочь, – и я показываю на вход в контору Звевы.
Внимательно осмотрев здание, Россана заявляет:
– Должно быть, она – успешный адвокат, раз может себе позволить контору в самом центре. Тебе стоило бы ею гордиться.
– Я и горжусь, – и в то же время уголком глаза отмечаю одну деталь, которая привлекает мое внимание, – но не столько из-за работы, сколько потому, что она умеет заставить себя уважать. В чем-то она на меня похожа.
– Ну, тогда у нее ужасный характер, – шутит Россана, но я ее даже не слушаю, по-прежнему поглощенный только что замеченной деталью.
Я даже подумываю, не следует ли нам вернуться назад, но потом решаю не портить вечер моей подруге и меняю тему:
– Слушай, а почему ты сейчас здесь со мной?
– В каком смысле?
– Что ты на самом деле обо мне думаешь? Ты никогда мне этого не говорила, – продолжаю я настаивать.
Россана выдерживает паузу, а затем отвечает:
– Я думаю, что ты – хороший человек, который делает все, чтобы казаться плохим.
Вот почему я назначил свидание Россане, веду ее на ужин и провожу с ней времени больше, чем с моим внуком: она всегда готова без лишних колебаний выпалить мне правду в лицо.
– Ну, можно сказать, что те, кому я дорог, предпочитают смотреть на это так.
– И кто же это тебе сказал, что ты мне дорог? – спрашивает она меня ироническим тоном.
– Это и так понятно, иначе бы ты не легла со мной в постель, – бормочу я, – ведь красавцем меня точно не назовешь!
Она смеется, а я думаю, что хоть я и стараюсь изо всех сил, но мне никак не удается выбросить из головы ту деталь, что я заметил у конторы Звевы.
– Слушай, – восклицаю я в конце концов, – мне нужно вернуться назад кое-что проверить, ты не возражаешь? Мы потратим всего пять минут.
– Что именно? – интересуется она.
– Да ничего, один пустяк. Но если я не вернусь посмотреть, то меня так и будет грызть сомнение.
Россана без всяких сопротивлений позволяет отвести ее обратно. Мы снова оказываемся рядом с конторой моей дочери, и деталь по-прежнему находится там.
– Ты видишь эту машину? – обращаюсь я к Россане, указывая на внедорожник прямо передо мной.
– Какую?
– Вон ту большую, темную, которая припаркована у входа в контору Звевы.
– Да, – неуверенно откликается она.
– Я боюсь ошибиться, но мне кажется, что это та самая машина, в которой несколько дней назад я засек ее в компании одного мужика.
Россана какое-то время пристально всматривается мне в лицо – мое же внимание все посвящено внедорожнику, и я, как насторожившийся кот, не отрываю от него взгляда, вытянув шею и навострив уши настолько, насколько они вообще в состоянии двигаться. Мне всегда было любопытно, каким образом животным удается сохранять концентрацию за нескончаемые минуты ожидания какого-нибудь крошечного, чуть заметного шевеления. А вот чтобы привлечь внимание человека, наоборот, порой даже оплеухи, отвешенной со всего размаху, бывает недостаточно.