У меня нет слюны, чтобы говорить.
– Ты понял, что я тебе сказала?
– И ты всегда это знала? – в конце концов удается выдавить мне глухим голосом.
– Да.
– И никогда мне ничего не говорила…
– Ну, если уж на то пошло, то и маме я не рассказывала о твоих похождениях!
– Так вот именно что похождениях! А тут речь идет об отношениях, длившихся пять лет!
– У нее не хватало духу оставить тебя. Она очень хорошо к тебе относилась…
– Да пошла она в жопу! – воплю я и вскакиваю с места.
Внезапно – и впервые за всю жизнь – я чувствую, что смертельно обижен на свою семью. На Катерину, которая выставила меня дураком еще чище, чем обращался с ней я, но особенно на Звеву. И на Данте.
– Данте тоже знает?
– Мама никогда ему не говорила, но я думаю, что в какой-то момент он и сам догадался.
– Как давно это случилось?
– Она бросила его незадолго до того, как заболела. Как-то вечером она сказала мне, что решила, что хочет провести с тобой старость.
– Какая щедрость! Любовнику подарила лучшие годы, а со мной решила провести старость!
– Не смей плохо говорить о маме, она хотя бы пыталась всю жизнь любить тебя! Что ей нужно было делать – проводить все свое время с человеком, который и не смотрел на нее? И потом в отличие от тебя до старости она так и не дожила. Если тебе хочется на нее обижаться, то только не в моем присутствии!
Я больше не знаю, что говорить, в голове у меня все перепуталось, и мне кажется, что я не могу дышать, поэтому я направляюсь к выходу. Мой внук – по всей вероятности разбуженный нашими криками – идет мне навстречу, держа в руке того самого Гормити, которому я так завидую. Он поднимает ко мне свое заспанное личико и показывает, что хочет ко мне на руки. Я поднимаю его и целую в щечку. В этот момент он кажется мне единственным членом семьи, в котором нет фальши. Когда я оборачиваюсь к Звеве, она все еще сидит за столом.
– А где он сейчас?
– Он умер в прошлом году.
Я чувствую, как кровь пульсирует у меня в висках и щеки заливает жаром. Попрощавшись с Федерико, я открываю дверь и вызываю лифт. На пороге появляется Звева с сыном на руках и блестящими от слез глазами. В ожидании, пока за мной придет спасительная кабина, я инстинктивно подношу руки к горлу, отчаянно пытаясь набрать в грудь хоть немного воздуха. Я должен выбраться отсюда – мне необходимо подышать, пройтись, подумать, простить.
– Как так получилось, что я ничего не замечал?
– Папа, ты же ее в упор не видел. Мы для тебя были словно невидимки…
Несколько долгих секунд мы смотрим друг другу в глаза; потом, за мгновение до того, как ее слезы могли бы стать моими, я заскакиваю в лифт и нажимаю на кнопку. К тому времени, как я оказываюсь на улице, я уже понял одну вещь: неправильно посеяв, ты не можешь ждать какого-то чудесного урожая.
Вторая из трех недосягаемых женщин
Мы полагаем, что жизнь никогда не заканчивается и что за углом нас непременно ждет что-то новое – то, благодаря чему все изменится. Это своего рода надувательство, обман по отношению к самим же себе – чтобы не очень переживать из-за неудачи, из-за упущенной возможности, из-за поезда, ушедшего у нас из-под носа. Я, например, сорок лет провел в ожидании, что смогу вновь быть вместе с Дарией – предметом моей пылкой юношеской страсти, в которую я по уши влюбился после вечера, проведенного в разговорах о политике в одном старом подвальчике, в котором мы, молодежь, собрались, охваченные нездоровыми идеями изменить этот мир. Это собрание не изменило мир, зато изменило наши с ней жизни.
В то время я был юнцом с кучей разных идей и высокой самооценкой (так и не утраченной, если честно, мной с годами), благодаря которой мне удалось завоевать доверие Дарии – женщины, имевшей голову на плечах и вышедшей из семьи с некоторой претензией на аристократизм. По сравнению со мной она была более начитанной и более утонченной, но ей не хватало одного главного качества, обладателем которым зато был я: уверенности. Она писала рассказы и почти закончила роман, в котором рассказывалось о группе молодых людей, борющихся за то, чтобы Италия стала лучше. Своего рода роман-автобиографию. Конечно, он не был ни оригинален, ни написан каким-то великолепным образом, но я побуждал ее верить в себя и закончить роман как можно скорее.
Говорят, что только настоящая любовь обладает силой менять жизненный путь человека. Мой путь после встречи с Дарией претерпел значительные изменения. Это она убедила меня согласиться на работу в конторе Вольпе, где я впоследствии встретился с Катериной. Именно ее я должен благодарить за все, что случилось после. Или, может, винить. В любом случае Дария одолжила мне немного своего здравомыслия, а я взамен поделился с ней своим неиссякаемым оптимизмом и энтузиазмом – двумя качествами, которые я – в отличие от высокой самооценки – растерял в ходе моей жизни.