Я смотрю на манжет своей рубашки, заляпанный кровью, потом снова перевожу взгляд на часы. Сколько времени им потребуется? Сколько нужно, чтобы спасти жизнь девушке? Скольким рукам доверена эта ответственность? Кто знает, что эти самые руки делали в течение дня. Наверняка они пожимали другие руки, сжимали вилки и салфетки, может быть сигареты, ручку, руль автомобиля, мыло, книгу, пальчики ребенка, скальпель.
Здесь в коридоре должны были бы находиться родители Эммы, кто-то из ее родственников, пусть даже какой-нибудь дальний дядюшка, но я совершенно один – как и она одна за той дверью. Мы стараемся окружать себя людьми, пребывая в иллюзии, что так мы будем чувствовать себя менее одинокими, но правда в том, что в операционную мы попадаем одни. Мы и наше тело. И ничего больше.
Тридцать одна минута второго.
Говорят, что в старости люди становятся эгоистами. Я такой всю жизнь, и тем не менее сейчас я нахожусь здесь, в ожидании новостей о женщине, которую знаю совсем недавно и которой я надеялся, что смогу помочь. К сожалению, жизнь научила меня, что никто никому помочь не может. Люди спасаются сами, если захотят.
Я поднимаюсь и иду к кофейному автомату. Мне не следовало бы пить кофе – не в это время и не в моем возрасте, но есть так много вещей, которые мне не следовало бы делать, и кофе далеко не первая и, уж конечно, не последняя из них. Я выпиваю его залпом и выхожу выкурить сигаретку. На улице несколько фельдшеров болтают о сменах, стоя у машины скорой помощи. Больницы – странное место, где радость сдерживается, чтобы не слишком беспокоить боль; на верхнем этаже девушка со счастливым лицом прижимает к груди младенца, а в операционной женщина приблизительно того же возраста борется изо всех сил, цепляясь за жизнь. Сделав пару-тройку затяжек, я возвращаюсь на место. Иногда было бы неплохо уметь отключать мозг: это еще одна вещь, над которой мы не властны.
Я слышу шаги. Поднимаю голову и ловлю на себе рассеянный взгляд проходящего мимо врача. И только когда он уже оказывается ко мне спиной, я понимаю, что речь идет о докторе, который тем вечером задавал нам кучу вопросов. На свое счастье, он идет дальше, кажется, меня не узнав, иначе мне пришлось бы объяснить ему, что произошло, и теперь он терзался бы угрызениями совести и упреками в свой адрес. Так же, как и я, он мог бы предотвратить случившееся.
Я снова поднимаюсь и иду в туалет. В зеркале отражаются мое осунувшееся лицо, синяки под глазами, щетина на щеках – все в крови Эммы. После инфаркта врач сказал мне, что я должен принимать медикаменты, не пить, не курить, соблюдать режим сна и избегать стрессов. Теперь, спустя три года, я могу признаться, что из пяти правил четыре я нарушал, и только прием лекарств отделяет меня от полного манкирования. Хотел бы я встретить сейчас того врача, чтобы спросить его – как можно избежать стресса, знает ли он какой-нибудь секрет, чтобы это получалось. Ведь для человека тревога – естественное физиологическое состояние, и при желании исключить ее из своей жизни нужно было бы отказаться от осознанности и жить как младенцы или животные.
У меня есть своя теория по этому поводу. Я считаю, что все хорошо работало до создания обезьяны, после чего, вероятно, случился какой-то сбой, и появился человек – слишком умное существо по отношению к возложенным на него задачам. Ум – это ценный дар, и, как таковой, он должен иметь некую заранее определенную цель. Нам же он почти ни для чего не служит – разве только для изобретения каких-то все более и более странных штук, вселяющих в нас иллюзию о собственном совершенстве. Он не помогает нам понять причины нашего пребывания на этой земле, не делает нас менее одинокими, чем другие существа. Он не дает нам ответов, но, наоборот, только порождает новые вопросы. А слишком много вопросов делают тебя более несчастным. Не знаю, есть ли в природе другие живые существа, добровольно лишающие себя жизни, но даже если и есть, то мы – единственные, кто делает это от невыносимой тоски. Почему? Да потому, что тот, кто нас вылепил, ошибся, смешивая ингредиенты, вот почему.
Но – кстати о рискованных теориях – вернемся к врачам. Признаться, этот сорт людей несколько меня раздражает. Не все, боже упаси, но большинству из них нравится воображать себя этакими небожителями. Спасти человеку жизнь – такое может ударить в голову, это правда, но каждому из нас стоило бы всегда помнить одну маленькую, но очень важную вещь: мы вертимся вокруг своей оси на нашем маленьком шарике, вращающемся вокруг желтой звездочки, каких мириады, внутри крошечной Солнечной системы, которая находится на окраине маленькой Галактики, по форме напоминающей спираль от комаров и двигающейся с величавой медлительностью. Это всего лишь вопрос перспективы. Мы все как муравьи. И несмотря на это, есть еще те, кто тратит время, желая ощутить себя более важным муравьем, чем другой муравей с ним рядом.