Ресторан «Кактус» встретил ее немексиканской прохладой, особенно приятной в невыносимо жаркий летний день. Елизавета прошла в общий зал, заказала апельсиновый сок и в ожидании Василия коротала время, лениво наблюдая за немногочисленной публикой. За соседним столиком она узрела своего коллегу Ромашкина. Тот был чрезвычайно занят забалтыванием очередной легкомысленной жертвы своего темперамента, поэтому не обратил внимания на Дубровскую.
– Ты вот ни за что не отгадаешь мое самое заветное желание, – захлебываясь, говорил он. – Я хочу жениться на тебе как можно скорее. А еще я хочу мальчика и девочку. Сынок пусть будет похож на меня, ну а дочка – на тебя. Такая же нежная, красивая, с такой же бархатной кожей… – он провел рукой по девичьей щеке.
Юное доверчивое создание, тараща на ловеласа круглые, василькового цвета глаза, почти не дышала. Перед ней выстроились в ряд шесть стаканов с чаем. Видимо, у Ромашкина на настоящий момент наблюдался финансовый кризис.
– Пей, любимая, – говорил он.
Девушка давилась чаем, но обижать кавалера не хотела.
Елизавета прокашлялась.
– Здравствуй, Саша! – улыбаясь, пропела она. – Вот так встреча.
Лицо Ромашкина исказила легкая судорога. Молодая спутница Ромашкина заинтересованно взглянула на Елизавету. В ее глазах мелькнуло что-то вроде ревности.
– А-а, это ты? – голос Ромашкина источал раздражение.
– Ты не извинишься за меня перед своей женой? Я обещала ей на днях занести английскую соль. Но пока мне не представилось подходящей возможности.
Девушка обеспокоенно взглянула на своего кавалера. Тот покрылся пятнами, но постарался вывернуться:
– Ты имеешь в виду Жанну? Но ты же в курсе, мы недавно расстались.
В глазах Дубровской заплясали бесята.
– …вернее, мы собирались разъехаться. Это вопрос уже решенный. Ведь я ее никогда не любил, – в его голосе слышалась неуверенность. Он не знал, насколько далеко может зайти Елизавета в своих разоблачениях.
– А как твои ребятишки? Надеюсь, все здоровы? Сколько их у тебя? Двое? Трое? Ах, они такие пупсики! – Дубровская заулыбалась молодой спутнице Ромашкина, как бы призывая ее порадоваться чужому счастью.
Красотка заерзала на стуле. Ромашкин был вне себя от ярости.
– Спасибо. Чего это ты, Дубровская, стала такой внимательной? Раньше я за тобой такого не замечал.
Девушка пулей вылетела из-за стола, за ней – Ромашкин. До дверей их проводил насмешливый голос Елизаветы.
– Куда же вы? Ты даже не познакомил меня со своей племянницей!
На столе сиротливо стыли шесть стаканов чая.
Елизавета уже изнывала от безделья, когда к ее столику неторопливо подошел Василий.
– Ну наконец-то! – выдохнула она. – Не прошло и полгода.
– Вы хотели сделать заказ? – невозмутимо спросил официант.
– Да ты что? Какой заказ? Ты меня не узнал? Мы с тобой как-то здесь встречались и договаривались об одном дельце.
Василий не потрудился даже изобразить недоумение.
– Я сожалею, но вы меня с кем-то путаете.
Елизавета даже поперхнулась от неожиданности.
– Как это путаю! Мы сидели с подругой вон в той кабинке, ты нас обслуживал…
– Вполне возможно.
– Еще как возможно! Мы говорили с тобой о Макарове, о том конфликте, который произошел здесь прошлым летом…
– У меня нет привычки обсуждать ни с кем своего хозяина, даже бывшего. С вашего позволения, мне надо идти…
– Но постой! – всполошилась Елизавета. – А как же Куролесин? Как же кофейник, который опрокинули на твою ногу? Как же наша договоренность?
– Я никогда не слышал фамилию Куролесин, – бесцветно сообщил Василий. – А кофейник я действительно уронил, но по вине некоего Перевалова. Был здесь такой субчик!
Елизавета беззвучно хватала ртом воздух.
– Но ты же говорил!..
– Я ничего не говорил, и вообще я вас раньше никогда не видел! А теперь я вынужден идти. Меня ждут дела.
Дубровская не знала, что и ответить. Вдруг ее осенило. Ну конечно! Какая же она недогадливая! Она расстегнула сумочку.
– Взгляни-ка, Василий!
Халдей вытянул шею.
– Ну, а теперь ты что-то начинаешь вспоминать?
– Что вы имеете в виду? – официант напрягся.
– Здесь триста баксов, – Елизавета перешла на шепот.
– Ну и что?
– Как это «что»! Мы же договаривались… А-а-а! Ты, наверное, хочешь больше?
– Всего хорошего, сударыня, – церемонно откланялся Василий. – Вы зря теряете время.
Елизавета осталась одна. Она ни черта не понимала. У Василия проснулась совесть? Или же…
Расплатившись за сок, она вышла на улицу. Солнечный свет подействовал на нее успокаивающе.
«Ну что ж, и здесь осечка. Вызывать его в судебное заседание теперь не имеет смысла…»
Отогнув тяжелую портьеру, за ней наблюдал Василий. Увидев, как машина Дубровской тронулась со стоянки, он облегченно вздохнул и мелко перекрестился.
«Кажется, пронесло! Надеюсь, мною будут довольны. Стоит ли испытывать судьбу, когда смерть ходит так близко…»
По приезде в Санкт-Петербург Полич и Марина разместились в одной из лучших гостиниц города. Как и обещал Виктор Павлович, они сняли соседние номера. Марина, впервые оказавшаяся в подобной роскоши, была ошеломлена. Она с детской непосредственностью рассматривала великолепные холлы этого старинного здания, восхищалась видом из окна.
– Виктор, да ты погляди! – ее голосок звенел уже из ванной комнаты. Она трогала белый махровый халат с вензелем на груди, рассматривала шлепанцы, полотенца. – Тут есть даже косметика!
Она начала читать этикетки на небольших флакончиках с шампунем, пеной для ванн, жидким мылом. Затем бросила это занятие и поспешила в гостинную.
– Боже! Какой телефон! – восклицала она, поднося к уху золоченую трубку. – А картины! Знаешь, Виктор, мне кажется, что сейчас откроется дверь и войдет Есенин!
– У меня иногда тоже бывает подобное чувство, – признался он. – Администрация тщательно следит за тем, чтобы интерьер этого старинного здания слегка обновлялся, но оставался таким же, как в начале двадцатого века.
Впрочем, Полич уже говорил с пустотой. Восторженный вопль Марины слышался уже из спальной комнаты. Виктор Павлович остановился на пороге, не решаясь даже присесть на краешек огромной кровати. Марина раскинулась поперек этого царского ложа, весело болтая ногами.
– Это чудо, Виктор. Клянусь, я никогда не видела ничего подобного!
Раздался аккуратный стук в дверь. Полич пошел открывать. На пороге стоял молодой человек в белом костюме с бабочкой, перед собой он толкал сервировочный столик.
– Надеюсь, ты не против, – Полич улыбнулся. – Я решил, что небольшой ужин в номере нам не повредит.
Меланхоличный официант начал сервировать стол. Стаканы, рюмки, огромные блюда, накрытые куполообразными мельхиоровыми крышками, бутылка вина и восхитительные цветы.
– От администрации – бутылка шампанского и цветы, – пояснил молодой человек.
– Это всех здесь так встречают? – робко осведомилась Марина.
– Нет, только постоянных клиентов, – расцвел в улыбке официант. – Виктор Павлович для нас всегда дорогой гость.
Полич отблагодарил молодого человека щедрыми чаевыми. Тот, довольный донельзя, изогнулся и, пожелав паре приятного аппетита, исчез за дверью.
Марина подняла массивную крышку. Из-под нее вырвалось облачко пара и восхитительный аромат. Полич наполнил бокалы.
– Давай, Мариночка, отметим наш приезд. Пусть пребывание здесь оставит у нас только самые приятные воспоминания!
Марина пригубила из бокала. Марина вся светилась от новых впечатлений, и у Виктора Павловича шевельнулось в душе какое-то странное чувство. Похоже, это была злость на далекого соперника Петренко.
«Господи! Надо принять закон, по которому всех красивейших женщин заносили бы в Красную книгу. И владеть ими давалось бы право лишь тем, кто обеспечивает им такой уровень жизни, на который эти неземные создания могут претендовать».
Виктор Павлович ни секунды не сомневался, что у него такое право есть, а вот у рохли и неудачника Петренко его нет и быть не может.