– Деда – это твой папочка? – спросил он.
Клэр кивнула.
– Какой ты у меня смышленый малыш! Да. Деда – это мой папочка. А Картер – это твой папочка.
Мы оба стояли в молчании, пока Гэвин переводил взгляд с Клэр на меня и обратно.
Да он всерьез оценивает меня.
– Я куплю тебе приватный танец, а в следующее трансферное фэнтези-окно дам дунуть, – выпалил я.
Клэр посмотрела на меня так, словно я спятил.
– Можно я буду звать тебя папкой-тряпкой? – наконец невозмутимо спросил Гэвин, проигнорировав мою вспышку.
И увидел Гэвин, что отец – это хорошо.
Да. Я процитировал Библию и сравнил своего сына с Богом. Заткнитесь.
В ответ на запрос Гэвина Клэр рассмеялась.
– Может, ты будешь называть его просто папочкой? – спросила она.
– А может, я буду называть его просто попочкой? – отпарировал Гэвин.
Наш маленький гений придумывал для меня свой вариант папочки. И зачем только я волновался.
– А может, мы отправим мамочку спать и придумаем мне новое прозвище, пока я буду укладывать тебя в кроватку? – спросил я, забирая его у Клэр.
Привстав на цыпочки, Клэр чмокнула в щеку сначала нашего сына, а потом меня. Гэвин склонил голову мне на плечо и обвил своими ручонками мою шею.
– Хорошо, папуленчик.
Мы с Клэр дружно расхохотались. Выходя в коридор, я оглянулся на нее и одними губами проговорил «спасибо», а потом понес Гэвина в его спальню.
Даже не знаю, почему я думала, что Картер испугался, когда назвала его отцом Гэвина. Ничего подобного не произошло, и это лишний раз доказывало, насколько он замечательный.
Пока Картер укладывал Гэвина спать, я оделась в топик и шортики, которые взяла с собой вместо пижамы, потом почистила зубы и вернулась в постель, где свернулась калачиком под одеялом и стала ждать возвращения Картера. Я уже засыпала, когда почувствовала, как матрас прогнулся, а вокруг моей талии обвились его руки. Улыбнувшись, я устроилась поуютнее у его теплого тела.
– Все нормально? – пробормотала я сонно.
– Угу. Он решил, что больше не хочет пить, но заставил прочитать ему сказку. И мы сошлись на «папуле», – добавил он со смешком.
– Ты легко отделался. Пару недель назад он называл меня «старушенцией» и никак иначе.
Я лежала в объятьях Картера, и мне было комфортно как никогда в жизни.
Приблизительно пять минут.
Вот оно, доказательство того, что в кино нам демонстрируют полную чушь. Из-за того, что между подушкой и моей головой лежала его рука, моя шея изогнулась под неудобным углом и уже начала ныть. Плюс под его тяжелой ладонью у себя на талии я потела, как проститутка в церкви, а в том месте, где моя взопревшая задница соприкасалась с его колючими волосатыми бедрами, меня точно кусали тысячи комаров.
Наверное, будет нехорошо, если пнуть его, да?
Я чуть-чуть сменила положение. Мне не хотелось, чтобы он думал, будто я не люблю обнимашки, но лежать совершенно неподвижно было выше моих сил. Может, если подождать еще немного, то он заснет, и я смогу из-под него выбраться? Все-таки не зря Каннингемы в «Счастливых днях» спали раздельно. Потому-то они и выглядели такими довольными и хорошо отдохнувшими. Марион не приходилось терпеть, как о нее трутся волосатые ноги Говарда.
– Клэр, выкладывай, – пробормотал около моего уха Картер.
Черт. Неудобно-то как. У нас только что впервые за годы был секс, а теперь мне предстоит сказать ему, чтобы он отодвинулся, иначе я не засну. Я самая неромантичная женщина в мире.
– Что выкладывать?
– Ты уже десять минут ерзаешь и вздыхаешь, – ответил он.
У меня синдром Туретта, синдром беспокойных ног и сердце бабуина, поэтому каждый раз, когда эта мохнатая штуковина делает удар, я вздрагиваю и вздыхаю.
Черт, я же все время учу Гэвина честности. А сама, вместо того, чтобы сказать Картеру правду, пытаюсь придумать, как убедить его, что у меня органы обезьяны.
– Нуууу… в общем, я еще ни с кем не ночевала в одной кровати. Только с Лиз, но мы обе всегда были пьяные.
Картер, лежа позади меня, поперхнулся смешком.
– Можешь повторить? Только теперь помедленнее и поподробнее, – пробормотал он.
Я рассмеялась и шлепнула его по руке.
– Я серьезно.