“Обнимем же друг друга нежно, сын мой. Возрадуемся этому! Ибо уже от них эта Сила - Свет - приходит к нам. Ибо я вижу! Я вижу глубины неописуемые. Как я скажу тебе (о них), сын мой? […] из этой […] Места. Как я опишу Вселенную? Я - Разум, и я вижу другой Разум, тот, что движет душу! Я вижу то, что уносит меня из чистого забвения. Ты даешь мне Силу! Я вижу себя! Я хочу говорить! Страх сдерживает меня. Я нашел начало той Силы, что превыше всех Сил, ту, что не имеет начала. Я вижу Родник, насыщенный жизнью. Я сказал, сын мой, что я - Разум. Я увидел! Язык не способен передать это. Ибо Всецелая Огдоада, сын мой, и те Души, которые в ней, и Ангелы, поют в тишине гимн. И я, Разум, понимаю (это)”.
“Каков же способ петь гимн через нее (тишину)?
Стал ли ты подобен тому, что не смог описать?
Я же безмолвен, Отец мой. Я хочу петь Тебе гимн, пока я безмолвен”.
“Тогда пой его, ибо я есмь Разум”.
“Я понимаю Разум, Гермес, который нельзя истолковать, поскольку он сокрыт внутри себя. И я ликую, Отец мой, ибо вижу Тебя улыбающимся. И Вселенная [ликует]. Поэтому нет такой твари, которой будет недоставать Твоей жизни. Ибо Ты - господин жителей всякого Места. Твоя предусмотрительность защищает. Я зову Тебя Отцом, Эоном Эонов, Великим Божественным Духом. И через Дух он посылает дождь на каждого. Что говоришь Ты мне, Отец мой Гермес?”.
“Что касается всего этого, то я не говорю ничего, сын мой. Ибо пред Богом правильно, чтобы хранили молчание о том, что сокрыто”.
“Трисмегист, пусть же душа моя не будет лишена великого божественного видения. Ибо все возможно для Тебя как хозяина Вселенной”.
“Вернись же к [восхвалению], сын мой, и пой, пока ты безмолвен. Проси то, что ты хочешь, в безмолвии”.
Когда же он завершил восхваление, он воскликнул: “Отец Трисмегист! Что я скажу? Мы получили этот Свет. И я сам вижу то же самое видение в Тебе. И я вижу Огдоаду, и те Души, которые в ней, и Ангелов, поющих гимн Эннеаде и ее Силам. И я вижу того, кто обладает Силой их всех, творя тех, [кто] в Духе”.
“Отныне целесообразно, чтобы мы хранили безмолвие в почтительном положении. Не говори же отныне о видении. Следует петь гимн Отцу вплоть до дня выхода из тела”.
“То, что Ты поешь, Отец мой, я тоже хочу петь”.
“Я пою гимн внутри себя. Пока же остаешься Ты самим собою, будь деятелен в восхвалении. Ибо Ты нашел то, что искал”.
“Но не следует ли мне, Отец мой, восхвалять из-за полноты в сердце моем?”.
“Тебе следует петь восхваление Богу, чтобы оно могло быть записано в этой нерушимой книге”.
“Я буду возносить хвалу в сердце моем, когда буду молиться Концу Вселенной и Началу Начал, предмету человеческого вопрошания, Бессмертному Открытию, Родителю Света и Истины, Сеятелю Причины, Любви Бессмертной Жизни. Ни одно сокрытое слово не способно будет поведать о Тебе, Господи. Поэтому мой разум хочет каждый день петь тебе гимн. Я - орудие Духа Твоего. Разум - Твой посредник. И Твой совет мобилизует меня. Я вижу себя! Я получил силу от Тебя. Ибо любовь Твоя достигла нас”.
“Правильно, сын мой”.
“Благодать! После всего этого в благодарности я пою гимн Тебе. Ибо я получил жизнь от Тебя, когда Ты сделала меня мудрым. Я восхваляю Тебя. Я называю Имя Твое, сокрытое внутри меня: a o ee o eee ooo iii ooo ooooo ooooo uuuuuu oo ooooooooo ooooooooo oo. Ты - та, что пребывает вместе с Духом. Я в почтении пою Тебе гимн”.
“Сын мой, напиши эту книгу иероглифическими знаками для Храма Диосполиса, озаглавив ее: Огдоада открывает Эннеаду”.
“Я сделаю так, [Отец] мой, как ты велишь ныне”.
“[Сын] мой, запиши язык сей книги на стелах из бирюзы. Сын мой, следует написать эту книгу на бирюзовых стелах, иероглифическими знаками. Ибо сам Разум стал хозяином их. Поэтому я повелеваю, чтобы учение сие было вырезано на камне, и чтобы Ты положил его в мое Святилище. Восемь Стражей охраняют его с […] Солнца. Мужчины справа с обликами лягушек и женщины слева с обликами кошек. И положи квадратный млечный камень в основание бирюзовых скрижалей, а Имя напиши на лазурной каменной скрижали иероглифическими значками. Сын мой, ты будешь делать это, когда я буду в Вирго, а солнце будет (показывать) первую половину дня, и Пятнадцать Степеней обойдут меня”.
“Отец мой, все, что говоришь Ты, я сделаю незамедлительно”.
“И напиши в этой книге клятву, чтобы читающие эту книгу не злоупотребляли бы этим языком и не (использовали его) в противовес деяниям Судьбы. Пожалуй, им следовало бы покориться Закону Божьему, не согрешая вовсе, но в чистоте прося Бога о мудрости и знании. И тот, кто не будет порожден Богом вначале, начнет быть через основные и руководящие рассуждения. Он не сможет прочесть то, что будет написано в этой книге, хотя совесть его сама по себе и чиста, ведь он не совершает ничего позорного и не соглашается на такие дела. Скорее, постепенно он продвинется и встанет на путь бессмертия. И так придет он к пониманию Огдоады, открывающей Эннеаду”.