"О мой сын, облобызаем друг друга с любовью! Возрадуемся этому! Ибо уже грядет к нам от них сила, которая есть свет. Ибо я вижу! Я вижу бездны неизреченные! Как скажу я тебе, о мой сын? [...] от [...] мест. Как [скажу я обо] Всем? Я [есмь ум и] я вижу другой ум, тот, что движет душу! Я вижу того, который движет меня из чистого забвения. Дай мне силу! Я вижу самого себя! Я хочу говорить! Страх охватывает меня. Я нашел начало силы, которая надо всеми силами, которая не имеет начала. Я вижу источник, кипящий жизнью. Я сказал, о мой сын, что я есмь Ум. Я прозрел! Слово не может открыть это. Ибо вся Огдоада, о мой сын, и души, которые в ней, и ангелы поют гимн в молчании. Я же, Ум, я разумею".
"Каков способ, которым <они> поют гимн?".
"Ты стал таким, что невозможно будет говорить тебе".
"Я молчу, о мой отец. Я хочу петь гимн тебе молча".
"Так пой его, ибо я есмь Ум".
"Я разумею Ум, Гермес, который не может быть разъяснен, хранимый в себе самом. И я радуюсь, о мой отец, видя тебя улыбающимся. И Все радуется. Поэтому никакое творение не испытает недостатка в твоей жизни. Ибо ты господин граждан во всяком месте. Твое провидение предохраняет. Я взываю к тебе, отец, эон эонов. Дух божественен. И в духе он дает дождь на каждого. Что ты говоришь мне, о мой отец, Гермес?".
"Об этом я ничего не говорю, о мой сын. Ибо, справедливо для Бога, чтобы мы молчали о том, что сокрыто".
"О Трисмегист, не дай моей душе быть лишенной видения, которое божественно. Ибо для тебя все возможно как для наставника вселенной".
"Обратись к восхвалению, о мой сын, и пой молча. Проси, что хочешь, в молчании".
Когда он закончил, восхваляя, он вскричал: "Отец Трисмегист! Что я скажу? Мы получили этот свет. И я, - я вижу это самое видение в тебе. И я вижу Огдоаду и души, которые в ней, и ангелов, поющих гимн Эннеаде и ее силам. И я вижу его, имеющего силу их всех, творящего <тех, что> в духе".
"Подобает [отныне], чтобы мы молчали в благоговении. Не говори о видении отныне. Должно петь гимн отцу до дня оставления тела".
"То, что поешь ты, о мой отец, я также хочу петь".
"Я пою гимн внутри себя. Когда ты успокоился, займись восхвалением. Ибо ты нашел то, что ты ищешь".
"Что же подобает, о мой отец, чтобы я восхвалил, потому что я полн в моем сердце?".
"Но то, что подобает, - это твое восхваление, которое ты воспоешь Богу, так чтобы оно могло быть записано в этой негибнущей книге".
"Я вознесу восхваление из моего сердца, прося конец Всего и начало начала, бессмертная находка поиска людей, породитель света и истины, сеятель слова, любовь бессмертной жизни. Слово сокрытое не сможет сказать о тебе, Господи. Поэтому мой ум желает петь гимн тебе повседневно. Я есмь инструмент твоего духа. Ум - твой плектр. А твой совет играет на мне. Я вижу себя! Я получил силу от тебя. Ибо твоя любовь охватила нас".
"Прекрасно, о мой сын".
"О благодать! После этого я воздаю благодарение тебе, воспевая гимн тебе. Ибо я получил от тебя жизнь, когда ты сделал меня мудрым. Я восхваляю тебя. Я называю твое имя, сокрытое во мне: ⲁ ⲱ ⲉⲉ ⲱ ⲏⲏⲏ ⲱⲱⲱ ⲓⲓⲓ ⲱⲱⲱⲱ ⲟⲟⲟⲟⲟ ⲱⲱⲱⲱⲱ ⲩⲩⲩⲩⲩⲩ ⲱⲱⲱⲱⲱⲱⲱⲱⲱⲱⲱⲱⲱⲱⲱⲱⲱⲱⲱⲱⲱⲱ. Ты еси тот, кто пребывает с духом. Я пою гимн тебе в божественности".
"О мой сын, эту книгу напиши для храма в Диосполисе иероглифическими знаками, именуя: "Огдоада открывает Эннеаду"".
"Я сделаю это, о мой <отец>, как ты приказываешь ныне".
"О мой <сын>, слово книги напиши на бирюзового цвета стелах. О мой сын, эту книгу надлежит написать на стелах бирюзового цвета иероглифическими знаками. Ибо сам Ум стал хранителем их. Поэтому я повелеваю, чтобы было вырезано это слово на камне и чтобы ты положил его (камень) в мое святилище. Восемь стражей сторожат его и [...] солнца. Мужские же (стражи) cправа с ликом лягушки, а женские слева с ликом кошки. И положи четырехугольный молочный камень под плиты бирюзового цвета и напиши имя на плите камня сапфирового цвета иероглифическими знаками. О мой сын, ты поставишь этот (камень), когда я буду в Деве и солнце в первой половине дня, пятнадцать градусов мною пройдено".
"О мой отец, все, что ты говоришь, я сделаю с готовностью".
"Напиши же клятву на книге, дабы те, кто будет читать книгу, не пользовались именованием в злодеянии и не противились деяниям судьбы. Напротив, они должны следовать закону Бога, не преступая во всем, но в чистоте прося у Бога мудрости и знания. И тот, кто не будет рожден сначала Богом, он становится посредством общих и путеводных речей. Он не сможет прочитать то, что написано в этой книге, хотя его совесть чиста в том, что его касается, потому что он не делает ничего постыдного и не соглашается с ним. Но сообразно ступеням, он продвигается и вступает на путь бессмертия. И таким способом он вступает в разумение Огдоады, которая открывает Эннеаду".
"Так я сделаю это, о мой отец".
"Это есть клятва. Я заклинаю того, кто прочитает эту священную книгу, небом и землей, и огнем, и водой, и семью правителями сущности, и творящим духом в них, и Богом <нерожденным>, и саморожденным, и тем, кто был рожден, дабы он соблюдал то (мн.ч.), что сказал Гермес. Те же, кто соблюдет клятву, - Бог примирится с ними, как и каждый, кого мы поименовали. А те, кто преступит клятву, - гнев каждого низойдет на него. Это есть совершенный, который существует, о мой сын".
А.Б. Ровнер, 1994
["О мой отец,] вчера ты сообщил мне, что введешь мой ум в восьмое и после этого - в девятое. Ты сказал: "Такова ступенчатость предания".
"О мой сын, действительно таков порядок. Обещание исходило из свойств человеческой природы. Я сказал, когда давал обещание: "Если ты удержишь в уме каждую из ступеней". Когда я получил Дух через силу, я направил на тебя энергию. Воистину понимание принадлежит тебе. Во мне же оно, словно беременная сила. Когда я зачал от фонтана, текущего ко мне, я родил".
"О мой отец, каждое твое слово ко мне благо. Но меня удивляют слова, которые ты сейчас сказал: "Сила, которая во мне". Он сказал: "Я родил ее, как рождают детей". Потому, о мой отец, у меня много братьев, если [ты] причислишь меня к отпрыскам".
"Хорошо, о мой сын, это благо причисляется через [...]. О мой сын, необходимо для тебя узнать своих братьев и должным образом воздать им честь, ибо они произошли от того же отца. Я назвал каждое поколение. Я дал им имя, ибо они - отпрыски, как эти дети".
"О мой отец, есть ли у них [бытие]?".
"О мой сын, они - духовные. Они - энергии, питающие души. Поэтому я говорю: они бессмертны".
"Слово твое истинно. Оно неоспоримо отныне. О мой отец, начни дискурс о восьмом и девятом и причисли меня к моим братьям".
"Будем молиться, о мой сын, Отцу Всего вместе с твоими братьями - моими сыновьями, чтобы он дал нам дух речи".
"Как они молятся, о мой отец, когда они в единении с поколениями? Я хотел бы последовать, о мой отец [...]".
"[...] не есть, также не [...] но покоится [...] и подобает [тебе] помнить последовательность, которая дается книжной мудростью. О мой сын, будь как в младенчестве. Так же, как дети, ты задаешь бессмысленные вопросы".