IV. К КУПИДОНУ
Боль всегда с тобой, сосунок крылатый.
Хоть и разлюбишь — проститься больно.
У тебя в колчане — стрел всегда вдоволь —
Так зачем же, жадный,
В горло упершись,
Стрелку рвешь так сильно
Из засохшей ранки?
Или мстишь, что больше мне не хозяин?
Лучше уж запусти другую,
Не тяни эту, не рви, не трогай —
Запеклась кровь уж.
Так лети себе, не жадничай, мальчик.
V. К МОЛОДОМУ ПОЭТУ
Чего ты, Септим, пристал к Музе?
Зря гнусавишь, зря ручонками машешь,
Такт отбивая. Надоел ты смертно
Каллиопе, Эвтерпе, а Эрато
И куда бежать от тебя, не знает.
Не дергай Музу за подол больше.
Не то смотри — на площади людной
Вселится в тебя громовой голос
И не захочешь — скажешь при людях:
«Таким, как я, — хозяевам счастливым
Мордашек гладких, наглых,
Каких стадами на Форум водит
День римский длинный,
С мозгами птичьими и языком длинным, —
Лишь к смертным женам вожделеть можно.
Раз сдернул я туфлю с Музы,
Раз оцарапал я ей лодыжку.
Чтоб гнев богини мимо пронесся —
Поскорей спрячьте от меня подальше,
Люди добрые, таблички и грифель».
VI. К КЛАВДИИ
Клавдия, ты не поверишь — влюбился в меня гладиатор,
Третий сезон поражений он в цирке не знает,
Мне уже сорок, а он молод еще и красив —
Он целомудренный, честный, смуглый, огромный, печальный,
Слон Ганнибалов носил меньше шрамов, чем он.
В цирке всегда, говорит, ищет меня он глазами,
Но не найдет никогда — я ведь туда не хожу.
Сумерки только падут — в двери мои он стучится,
Вечер сидит опираясь на остроблещущий меч.
Тяжко, с усилием, дышит он через рот и глядит
Страстно и жалобно вместе…
Любовник мой до слез над ним хохочет.
Конечно, не в лицо, ведь он — ты знаешь — трус,
Пороки все в себе соединяет,
Чуть гладиатора видит — прыгает прямо в окно.
«Страсть, — говорит гладиатор, — мешает сражаться,
Если так дальше пойдет, в Галлию я не вернусь,
Я побеждаю и так уж без прежнего блеска,
Кто=нибудь бойкий прирежет вот=вот».
Что он находит во мне? Хладно смотрю на него,
На глаз оленьих блеск и мощных темных рук.
Что делать, Клавдия, Амур причудлив —
Люблю, несчастная, я лысого урода,
Что прячется как жалкий раб за дверью,
Чтобы кричать потом: гони убийцу вон!
Но, подлой, жалко мне его прогнать,
Когда еще такой полюбит молодец,
А старости вот=вот они, туманы.
Как сытый волк и на зиму овца.
Я муки длю его, а если — зачахнув от любви, —
Падет он на арене — как жить тогда мне, Клавдия, скажи?
VII
Как я вам завидую, вакханки,
Вы легко несетесь по нагорьям,
Глаз белки дробят луны сиянье,
Кобылицами несетесь вы степными.
Как=то раз в сторонке я стояла —
Привела меня подружка — мы смотрели —
Вдруг она, не выдержав, забилась
Тоже в пьяной пляске и рванулась
Вслед за вами, про меня забывши.
Я смотрела — ваши рты кривились
И съезжали набок ваши лица,
Будто бы с плохих актеров маски.
Вы быка живого растерзали
И давясь его сжирали мясо
И горячей кровью обливались,
Разум выплеснули, как рабыня
Выливает амфору с размаха.
И на вас в сторонке я глядела.
А домой пришла — смотрю — все руки
Расцарапаны — в крови до локтя…
Вот удел твой, Кинфия, несчастный —
На себя ты страсть обрушить можешь,
На себя одну, и ни страстинке
Улететь вовне не дашь и малой.
За быком не побежишь нагая…