Кир Грей нажал кнопку переговорного устройства:
— Попросите капитана личной охраны немедленно явиться в мой кабинет.
Глава 3
Сидеть в комнате под слепящим искусственным освещением — совсем не сахар. К тому же когда на тебя постоянно пялятся, а в мыслях — нетерпение и злоба. В душах этих людишек кипела такая ненависть, что она просто опасалась за свой разум. Все здесь ненавидели ее лютой ненавистью и жаждали ее смерти. Кетлин в смятении закрыла глаза, силясь отгородиться от их мыслей креслом с высокой спинкой, будто хотела сделаться невидимой.
Но сейчас слишком многое было поставлено на карту, чтобы упустить хоть одну мысль. Кетлин широко распахнула глаза и сознание — и все возвратилось: комната, люди и смертельная опасность.
Джон Петти рывком поднялся и произнес:
— Я протестую против присутствия этой слэнки на нашем собрании, поскольку ее невинный вид может побудить кого-нибудь из нас проявить милосердие.
Кетлин удивленно посмотрела на него. Начальник тайной полиции был коренаст, среднего роста, а лицо его, скорее с вороньими, чем орлиными, чертами и чересчур плотоядным выражением никак не свидетельствовало о природном мягкосердечии. “Неужели он и вправду верит в то, что говорит? — подумала Кетлин. — Неужели он действительно думает, что кто-нибудь из этих людей в состоянии проявить милосердие?”
Она попыталась проникнуть в подтекст сказанного, но сознание его закрывала плотная пелена, а мрачное, властное лицо оставалось непроницаемым. Девочка все же уловила оттенок иронии и поняла, что Джон Петти великолепно ориентируется в ситуации. Именно потому он и добился могущества, что глубоко проникал в сущность и был готов мгновенно принять нужное решение и незамедлительно претворить его в жизнь.
Кир Грей сухо рассмеялся, и Кетлин неожиданно осознала, какой магнетической силой обладает этот человек. В нем было что-то от тигра. Кроме того, его окружала особая огненная аура, выделявшая его из всех остальных. Правитель произнес:
— Вряд ли нам следует беспокоиться о том, что… доброта в силах замутить здравый смысл.
— Совершенно верно, — подхватил Мардью, министр транспорта, — Судья должен выносить приговор в присутствии обвиняемого… — Тут он запнулся и про себя добавил: “…тем более если судья заранее уверен в смертном приговоре”. Он внутренне рассмеялся, но внешне остался невозмутимым.
— Но я требую, чтобы эту паршивку удалили отсюда, — прорычал Джон Петти. — Всем известно, что она слэнка, и, видит Бог, я не желаю находиться в одной комнате с ней!
Поднявшийся в ответ на этот патетический призыв вал коллективного негодования ударил Кетлин, словно сотня тычков. Присутствующие яростно завопили:
— Он совершенно прав!
— Выставить ее вон!
— Грей, что это вы так разнервничались, что решились разбудить нас посреди ночи?..
— Совет решил эту проблему еще одиннадцать лет назад. До самого последнего времени я о ней ничего не слыхал.
— Приговором была смерть, не так ли? Поддержка позволила Джону Петти победно глянуть на Кира Грея. Их взгляды скрестились, словно рапиры фехтовальщиков. Для Кетлин не составило особого труда понять, что Петти удалось внести смятение в душу противника. Но даже если диктатор и чувствовал, что проигрывает, это никоим образом не отразилось на его бесстрастном лице, а в сознании не мелькнуло и тени сомнения.
— Господа, вы заблуждаетесь! Слэнка Кетлин Лейтон присутствует здесь вовсе не для судебного разбирательства, а с тем чтобы дать показания против Джона Петти. Вот почему я вполне понимаю его страстное желание удалить ее из зала.
Как удалось отметить Кетлин, удивление Джона Петти было несколько наигранным. Хоть он и заревел как бык, его сознание осталось холодным как лед.
— Какая наглость! Вы подняли нас с постелей в столь ранний час, с тем чтобы устроить разбирательство на основании показаний какой-то слэнки?! Перед лицом всех присутствующих я заявляю, что наглость ваша достигла пределов, Грей! Мы должны раз и навсегда разрешить юридический вопрос: может ли слово слэна иметь хоть малейший вес в качестве свидетельских показаний!
Снова он воззвал к ненависти, которая руководила всеми их действиями. Под мощным напором эмоций Кетлин вздрогнула. У нее не оставалось ни малейшего шанса, ни малейшей надежды сохранить жизнь. Ее ждала верная смерть.
Голос Кира Грея звучал столь же бесстрастно, как и раньше:
— Петти, полагаю, вы понимаете, что выступаете сейчас не перед сходом крестьян, сознание которых отравлено пропагандой, а перед людьми, привыкшими мыслить реально. Несмотря на все ваши попытки сбить их с толку, я надеюсь, они понимают, что в нынешней кризисной ситуации, сложившейся, кстати, по вашей вине, их политическое, а возможно, и физическое существование поставлено на карту.
Лицо диктатора окаменело, а в голосе послышались резкие нотки:
— Надеюсь, каждый из присутствующих пробудится наконец ото сна, отбросит эмоции и уяснит для себя следующее: Джон Петти предпринял попытку сместить меня. Но учтите: независимо от того, кто выйдет победителем, кое-кто из вас может не дожить до утра.
Теперь на нее уже никто не смотрел. В наступившей тишине Кетлин показалось, что она наконец-то стала невидимкой. Было такое ощущение, будто ее сознание освободилось от груза и теперь она вновь может видеть и чувствовать с обычной легкостью.
Отделанная дубом комната погрузилась в глубокое молчание, его не нарушало ни одно слово, ни одна мысль. На мгновение мысли людей потускнели, как если бы между ними возникла стена, потому что все они вдруг ушли в себя, взвешивая “за” и “против”, анализируя ситуацию, выискивая способы избежать смертельной опасности.
Внезапно девочка услышала, как сквозь туман, окутавший мысли, к ней прорвался четкий приказ: “Перейди в кресло в углу, где они не смогут тебя увидеть, не повернув головы! Ну, быстро!”
Кетлин бросила взгляд на Кира Грея. Тот неотрывно смотрел на нее, в его глазах горел свирепый огонь. Повинуясь приказу, девочка бесшумно выскользнула из кресла.
Никто ничего не заметил. Кетлин бросило в жар: она поняла, что даже сейчас Кир Грей сохранил способность разыгрывать сложнейшие комбинации. Вслух же он произнес:
— Конечно, если Джон Петти раз и навсегда выбросит из головы мысль занять мое место, у нас отпадет всякая надобность в казнях.
Теперь, когда члены Совета выжидающе уставились на Кира Грея, в их головах невозможно было прочитать ни одной мысли. Все они сосредоточенно контролировали сознание, подобно Джону Петти и Киру Грею; они сконцентрировались на том, что следуетговорить и что следуетДелать.
Кир Грей бесстрастно продолжал:
— Я подчеркиваю, что такое желание безумно. Кое-кому это может показаться обычной дракой за власть, однако на деле все обстоит намного серьезнее, чем кажется на первый взгляд. Человек, обладающий верховной властью, олицетворяет стабильность и порядок. Вот почему тот, кто желает сохранить порядок и стабильность, должен обезопасить себя с самого начала. А это означает казни, ссылки, конфискации, тюремные заключения, пытки — конечно, все это направлено против оппозиции либо против тех, кому он не доверяет. Вы понимаете, что вчерашний лидер не может находиться в роли аутсайдера. Его авторитет сохраняется довольно долго после ухода со сцены — свидетельство тому Цезарь и Наполеон — и, следовательно, остается источником постоянной опасности. Претендента же можно просто приструнить и вернуть на прежнее место. Именно так я и собираюсь поступить с Джоном Петти.
Кетлин видела, что Кир Грей апеллирует к инстинкту самосохранения этих людей, к их боязни перемен. Размышления ее были прерваны, когда Джон Петти вскочил с места. На какое-то мгновение он потерял контроль над собой, он был взбешен, но сознание его осталось таким же недоступным, как и тогда, когда он полностью его контролировал.