Ее мать говорила про нее, что она неохотно работала и охотнее «валяла дурака» и вообще была таким «мотовилом». Порою она, однако, сидела, уставившись задумчиво в пол. Впрочем, она могла в течение четверти часа смеяться и плакать, и если она думала, что кого-нибудь обидела, то могла со слезами просить его о прощении. Глупой она была всегда, делая все необдуманно и часто неосмотрительно выбалтывая, в чем она после частенько раскаивалась. Непослушной и строптивой она бывала часто, но в жестокости ее нельзя было упрекнуть. В деревне издавна считали, что у нее «не все в порядке с головой».
Возросшее легкомыслие обнаружилось позже во все более увеличивающейся тяге к мужскому полу. Свою жестокость она обнаруживала ужасными заклятиями и проклятиями. Говорят, она иногда рвала себе волосы на голове. Она сделала о себе признание, что «с юности была злой бабой».
В отношении ее физического и психического состояния во время ее последней службы никто не заметил чего-либо бросающегося в глаза.
В качестве характерных черт из времени ее обследования можно еще привести, что она хотела сократить ставший ей скучным дальнейший допрос любой ценой, даже ценой жизни или ценой более длительного заключения, а также, что она обнаруживала свои необузданные склонности самыми бесстыдными речами, а свою досаду от невозможности их удовлетворения — разбиванием окон.
Ее физическое состояние было здоровым и сильным, телесное развитие правильным и на момент преступления, по меньшей мере в главном, уже завершенным.
Поскольку причиной преступления была, по ее собственным словам, ностальгия, возможно установить следующее: 1) недостаток какой-либо другой побудительной причины (причем не была установлена мстительность в отношении хозяев и жестокость в отношении убитого ребенка или вообще детей, за которыми она преданно ухаживала в прежних местах службы); 2) что ее на всех местах службы и также еще в тюрьме преследовала тоска по дому; в тюрьме, пока у нее была собеседница, она была избавлена от ностальгии, после ее ухода ее снова так сильно охватывала тоска по дому, что она билась головой об стену и значительно повреждала голову. Также ностальгия снова становилась сильной, когда она на допросах (спустя долгое время) снова видела свою мать; 3) обстоятельство, что она проявила в остальном в течение всего обследования самую большую беззаботность и безразличие относительно выискивания смягчающих и оправдательных причин преступления.
Заключение. Пониженная вменяемость на почве ностальгии высокой степени.
Наказание: 10 лет каторжной тюрьмы.
Самое вероятное — у преступницы раздражительная имбецильность.
Она приводила ее в расстроенное из-за ностальгии состояние, к которому она часто была склонна, делала неспособной сопротивляться преступным импульсам. Этот случай существенно отличается от всех предшествующих. Бросается в глаза уже возраст. Период полового созревания, видимо, закончен. Физически она здорова, однако душевно, очевидно, в более узком психиатрическом смысле длительное время больна.
В заключение мы перечислим еще несколько кратко изложенных случаев, которые частью имели историческое значение, но для классификации слишком скудны.
Платнер. «Quaestiones», 1824. Заключение 1801 г.
Йоханна Фридерика Рос ваш совершила два поджога в 14 и в 15 лет. Она была воспитанной в строгости деревенской девушкой, но которую родители часто били. В 14 лет ее отдали в услужение. Хотя она плакала и сопротивлялась с криком, ее вынудили силой идти. С первого дня у чужих людей она плакала, наконец притворилась больной и была отослана обратно домой. Принятая нелюбезно, она сразу была отправлена на новую службу. Но сразу в первый день она устроила там пожар; поскольку ее не раскрыли, ее цель в тот же вечер вернуться снова домой была достигнута. Однако отец снова сразу же находит новое место, поскольку хотел, чтобы дочь сама зарабатывала себе на хлеб и привыкала к труду и послушанию. Постепенно она, как казалось, привыкла и была уже 6 месяцев вне дома, когда, уволенная со своей службы, была послана в услужение в другой округ. Спустя немного дней после того, как она сюда прибыла, она снова устроила пожар. Причиной обоих преступлений она назвала тоску по дому, которую не могла вынести. Она не могла добиться возвращения домой никаким другим способом, как поджогом. Она призналась во втором преступлении на первом допросе, а затем по собственной инициативе и в первом, в котором ее совсем не подозревали. В ненависти и мстительности ее нельзя было подозревать.