тогда комплексные образования снова из собирающихся элементов. В противоположность этим взглядам у феноменологии нет даже идеала возможно меньшего числа конечных элементов. Напротив, она не хочет ограничивать бесконечность душевных феноменов, хочет однако, насколько это возможно — это, конечно, бесконечная задача — сделать их обозримыми, их четко осознать и сделать в отдельности снова узнаваемыми.
Мы изложили, даже если только в самых общих чертах, цель и метод феноменологии, которой, хотя и всегда занимались, но которая никогда, по-настоящему, не приходила к беспрепятственному развитию. Поскольку ее смешение с другими исследовательскими задачами всегда было ее главным дефектом, мы хотим еще раз кратко перечислить, чего не надо в феноменологии и с чем ее нельзя путать.
Феноменология имеет дело только с действительно пережитым, только с наглядным, не с какими-либо вещами, которые, как представляется, лежат в основе душевного, теоретически конструируются. При всех своих определениях она должна себя спрашивать: и это, действительно, переживается? И это, действительно, дано в сознании? Ее определения имеют свою достоверность тем, что представление душевной действительности снова и снова удается, они только тем могут быть опровергнуты, что до сих пор неверно представленные факты представляются верно, не тем, что из каких-либо теоретических положений выявляется невозможность или отличительность. Феноменология ничего не может приобрести через теорию, в лучшем случае потерять. Правильность отдельного представления не контролируется по общим критериям. Она должна находить свой масштаб всегда в себе самой.
Феноменология имеет дело с действительно пережитым. Она рассматривает душевное «изнутри» в непосредственном представлении. Она поэтому имеет дело не с исследованием выходящих наружу явлений, моторными феноменами, выразительными движениями как таковыми, объективными достижениями. В какой мере выразительные движения и самоописания являются не предметом, но средствами феноменологии, было изложено выше.
Феноменология, далее, не имеет дело с генезисом душевных феноменов. Она только предварительное условие для такого генетического исследования, сама, однако, оставляет их совершенно в стороне и не может быть ими ни опровергнута, ни поддержана. Исследование возникновения цветов, восприятий и т. д. чуждо феноменологии. Совсем по-особенному опасны для нее в меньшей степени такие фактические генетические исследования, чем те «мозговые мифологии», которые интерпретировали феноменологию и заменяли ее конструкциями физиологических и патологических мозговых процессов. Вернике, который сделал значительные феноменологические установления, такими интерпретациями с помощью ассоциативных волокон, зеюнкции и т. п. исказил их. Эти конструкции обычно не дают феноменологическим исследованиям дойти до конца. Они хотя в начале и занимаются вынужденно феноменологией, но когда они затем добираются до своей теории, чувствуют прочную почву и находят феноменологическое в странной недооценке своих собственных истоков «субъективной».