Во все время психоза он спал очень мало и коротко. «Иначе бы я так не похудел». Но иногда и, как он думает, ненадолго сон одолевал его (ср. описание, где у него во сне забрали мозг). Он был чрезвычайно вял, в конце испытывал боли в конечностях, временами он засыпал уже по дороге из Маннгейма в Гейдельберг.
Описание его переживаний представляется нам слишком прямолинейным. Он не очень хорошо осознает противоречия, которые во время психоза заставляют одно и то же переживание — но постоянно возвращающееся в воспоминаниях — представать в совершенно разном освещении. Наиболее сильно это проявляется в сцене с мозгом.
Личностное сознание больного, по его данным, все время сохранялось. И хотя ои становился брилльянтовым Королем Солнца и др., он все время ощущал себя Клинком.
У него никогда не было ощущения силы, ощущения власти, он не предпринимал никаких активных действий, а только реагировал на вопросы и приказы. Он чувствовал себя совершенно бессильным, пассивным и зависимым. Я был «как будто в плену». В начале психоза он испытывал сильный страх, но вскоре — после «экзамена» и после того, как его «разрезали», страх исчез. Он все, что происходило, воспринимал более равнодушно, даже если это было самое ужасное. «Я ничего не мог тогда поделать: надо было просто это все выдержать, больше ничего, что там сделаешь, когда во все это влип. Мне было все равно, что будет». «Теперь надо посмотреть, что будет дальше.» Ни разу, по его мнению, у него не было чувства радости, когда ему присваивали высокие титулы и т. п. Если он на какое-то время выходил из состояния переживания, он чувствовал облегчение. Он говорит, что когда при переезде в Гейдельберг он выглядывал из дрожек, «был рад, что вышел из делириума. Каждый должен это разок пережить. Я был рад, что наступил покой».
В последние дни психоза он не задумывался о своем состоянии. «У меня внутри была такая путаница, что думать было невозможно.» Но иногда, по его словам, он просто «очень лениво лежал» и говорил себе: «какое мне до этого всего дело». Он думал про себя: я не буду отвечать, пока не захочу, если я устану, лягу на бок. Когда он шевелился, сразу раздавался крик: «Тихо». За исключением этих небольших моментов, он никогда не сопротивлялся, а все сносил.
В отношении того, в каком виде ему было дано содержание переживаемого им, больной не в состоянии дать очень вразумительной информации. У меня сложилось впечатление, что в его писаниях по сравнению с тем, как это было на самом деле, на передний план
161
6 К. Ясперс. Т. 2
слишком выдвигается конкретно-чувственный элемент. Ведь у него было изобилие ложных восприятий. Оптических: образы, видения, фотографии, звери, воздушный корабль, корзина и т. д. В течение всего психоза он слышал голоса, род которых нельзя было установить, но которые, судя по всему, были телесной природы. Наряду с ними, без сомнения, большую роль играли единицы осознанности, но больной сведений об этом не дал.
По окончании острого психоза при поступлении в клинику — то есть в то время, как мы его наблюдали, постоянно — Клинк был все время рассудителен, дисциплинирован и сориентирован. Но в те недели, что он оставался в клинике, с ним произошли психические перемены. Сначала он безостановочно рассказывал о событиях, которые он пережил, писал собственное описание болезни до тех пор, пока он — спустя приблизительно 2 недели — не объявил, что больше ничего писать не будет, и жалеет, что уже что-то написал. В самоописании также говорилось, что он хочет развестись со своей женой, теперь же дело обстоит обратным образом. У него только одно желание — поговорить со своей женой. «Сначала моя жена, а затем уж я доделаю свое описание до конца». Его жена пришла и сказала, что она хочет остаться одна и не хочет больше жить с ним вместе. На следующий день он объявил, что теперь больше не хочет работать над описанием. «Я все это отложил в сторону, теперь мне легко, у меня груз с плеч». Он, несомненно, более весел, чем до посещения жены, несмотря на неблагоприятный исход. Он объяснил: он сделал все, что мог, он хотел пойти в лечебницу для алкоголиков, чтобы показать жене хороший пример и т. д. Ну а теперь он согласен на все. Но затем он снова сказал: «У моей жены нет повода подавать на развод. Я не дам согласия на развод». Он не стремится к тому, чтобы его выписали: «Это все в ведении господ врачей, тут я не могу командовать».