Выбрать главу

больной внезапно вспоминает, где он находится, и смущенно говорит: «Ах, я ведь в сумасшедшем доме».

При объяснении своего скептицизма больной особое внимание уделяет «Диалектике» Канта, особенно тем местам, которые посвящены бесконечной регрессии в каузальности и т.п., а также логическим рассуждениям, образующим где-либо круг.

Он был в отчаянии, он отчаялся в будущем и в жизни. Но это все же была только одна сторона его душевной жизни в это время.

Он больше посвящает себя своим литературным интересам и был возмущен, что его отец такого невысокого мнения о «чтении романов». Он читал много подобных вещей. Теперь он дает следующую оценку поведения своих родственников в то время: они подтрунивали над ним из-за его философии и считали, что он слишком гениален, эксцентричен. Его друг и брат охотно посмеивались над ним, хотя и беззлобно, а любя и с симпатией. В любом случае, по его мнению, они относились к нему «слишком легко». Тогда он пошел работать в правительственное учреждение, как будто бы назло, потому что он считал, что другие думают, что он будет стесняться после неудачи. На работу он ходил регулярно, но к экзамену совершенно не готовился. Так как он слыл хорошим юристом, он думал, что обойдется и без этого, и на экзамен он шел с сознанием: я или получу высшую оценку, или провалюсь.

В то время как больной до сих пор рассказывал мне о своей жизни, не касаясь болезни, он мне уже в значительной степени дал описание первых признаков болезни и самого психоза. Из описания станет ясно, насколько глубоко он осознавал детали и насколько нет.

Больной оживлен, готов дать любую информацию. Он часто быстрым шагом начинает ходить взад и вперед по комнате, старательно представляет себя в пережитых душевных состояниях и описывает их очень наглядно. Он противостоит своему острому психозу интеллектуально своим полным осознанием болезни, и ему самому в определенной степени интересно разгадывать процессы, протекавшие в душе, и найти им точное выражение. При этом он часто борется за точное слово, поправляет себя, отвергает предложенные ему выражения. Создается впечатление, что, хотя он может точно воскресить в памяти прошедшее, адекватное описание при столь высокой самокритичности дается ему с трудом.

Рост эмоционального понимания в последние три года

Примерно три года назад (окончание обучения в университете) он стал постепенно замечать у себя изменения в способности эмоционального понимания. С давних пор у него была потребность как можно больше понять, для этого всегда нужна была предварительная работа мысли. Теперь же понимание начало осуществляться без помощи мысли, намного непосредственнее и интенсивнее. Примерно два года назад (непосредственно перед отъездом в Мюнхен для занятий философией) эта способность к интуитивному пониманию стала снова расти: с февраля 1912 г. (встреча с дамой Икс) было дальнейшее резкое усиление, в апреле (неудача с экзаменом еще один скачок. Он настолько интенсивно понимал других, что, напри-

мер, думал, никто не может понять Ирену Тирш так тонко и дифференцированно, как он. Он очень сильно сопереживал, читая Достоевского. «Гамлет» приводил его в такое волнение, что он не мог спать. При этом его все время гнало вперед желание получить знания. Он хотел как можно интенсивнее понимать, постигать. Но никогда за все эти годы он «не терял самого себя при сопереживании». Сопереживание стоило ему все еще определенных усилий, в то время как интенсивное переживание прошедшей фазы психоза получалось само по себе, отличалось совсем другой непосредственностью и приводило к тому, «что он терял самого себя».

Примерно год назад он читал «Дюрера» Вельфлинса. Он чувствовал, что очень уступает автору в знаниях, но в понимании произведений Дюрера, касающемся выражения душевной жизни образов, он чувствовал свое явное превосходство. Он непосредственно воспринимал духовное значение картин, которое в описании Вельфлинса проявлялось не в той мере, например, первый автопортрет, пробуждение самосознания. В положении руки есть испуг: это ведь я. Совсем новое переживание молнией вспыхивает в нем, такого рода, как это сформулировано в предложении: «Кто видит себя раздвоенным, тот умирает». Особенное впечатление производили на него графические серии из жизни Марии и Страсти (кроме этого, особенно картины старой пинакотеки).