Я знаю точно, что делаю, но один делать не могу, п[отому] что пришло время, чтобы мы снова работали вместе как в Тифлисе4.
Посылаю тебе заметку из «Ленин[градской] Правды» о моем докладе в Моднике5.
15 марта в Доме Печати – конференция левых группировок в искусстве6 (там я заявлю «патент на диалектику» от заум[ного] языка).
25 марта – заумный Ревизор7.
В апреле театр будет в Москкве8.
Этого достаточно для иллюстрации положения! Брошюру о Ревизоре (своем) заканчиваю9. На днях пришлю материал для обработки и подписи. Издавать будет Ленгиз (авторские] получишь ты).
Передай привет мамке: что с ее вузовской пьесой! Я давно уже должен был получить ее – как обещано мамкой10!
Не торгуйтесь со мной, дорогие москвичи – Ленинград отвечает! Деньги вышлю при первой возможности. А ответ с сообщением о работе жду с нетерпением и уверенностью в ВАС.
И. Терентьев
У тебя есть предубеждение о моем легкомыслении: я не легкомыслен, п[отому] что у меня есть очень серьезные друзья, которые не позволяют мне заниматься легкомыслием, наприм[ер], Крученых.
Я, признаться, хотел бы подтверждения о ваших делах, которые препятствуют писать пьесу для меня так, что нельзя «отрываться»! Если это действительно так, то подтверди} Я буду из последних сил доставать деньги для Вас!
13. А. Е. Крученых*
14 апреля 1927, Ленинград
Дом Печати Фонтанка 21
Круч! Ревизор1 вышел во много раз лучше, чем я сам ожидал. Во-первых, конец – возвращение Хлестакова вызывает рев публики2! Вся официальная] и неофициальная] критика стремится посадить меня в тюрьму и закрыть театр3. Момент для всего в целом Дома Печати очень опасный, т[ак] как имеются кой-какие директивы неодобрения свыше. Начинаем дикую борьбу. Вся сволочь почувствовала, что пахнет заумью. Этого слова даже и произносить нельзя. Оказывается таким страшным, как еще никогда ни разу! Нужно ехать в Москву, но для этого нужно хотя бы частично отстреляться в Ленинграде. Для этого я написал письмо Маяковскому с просьбой приехать. Такое же письмо отправлено правлением Дома Печати Бухарину4. Нужны московские авторитеты. Тебя не зову, п[отому] что положение и без того трудное. Я сам тоже временно не выступаю нигде, п[отому] что не время. За Ревизора отвечают – наиболее живые люди всех категорий: и коммунисты и не коммунисты], и старые, и молодые… Такая же каша во враждебном лагере. Сила и оперативная организованность на стороне враждебной. Принимаем меры (все возможные) к перегибу обстоятельств в нашу пользу. Брошюра5, о которой уговаривались, написана мною и на днях вышлю тебе, но это не в первую очередь: нужно выиграть темп, проломав двери редакций, бешенно обсуждающих мою «преступную» работу.
Ряд положительных статей и заметок написаны и их нужно протолкнуть во что бы то ни стало.
Деньги в Д[оме] Печати кончились с появлением Ревизора6, зажали и с этой стороны. На рекламу у нас нет ни копейки. Нет денег на фонарь у входа в театр!
Положение труднейшее! Поэтому до последней крайности нужна пьеса Колхоз^, которую ты начал. Напиши, как и что с нею. Привет мамке7.
Если можно – поспособствуй приезду Маяковского, Брика8 и Третьякова9 в Ленинград. Если с Маяковск[им] приедешь ты буду очень рад, но не напираю на этом в деловом смысле, п[отому} что «Крученых» страшней Ревизора, а Маяковский нужен для времен[ного] успокоения10.
Игорь
14.4.27 г[ода]
14. А. Е. Крученых*
Конец 1927 – начало 1928
Дорогой Круч насладимся оттисками собственного таланта и тем, что не имей 100 рублей, а имей одного Алексея Круча – ни один труд не пропадет. Великий собиратель черновых сил и погромщик в мировом масштабе! Не понял я, о каких подписях к портретам идет речь? По-моему, с моей стороны никаких дополнений не нужно к тому, что ты сам начертал («рис. автошарж и проч.»1). Статью о театре2 сейчас напишу в продолжение этого письма. Пьесу3 жду: и ту, и эту, и всякую. С Инкой4 готовлю твои стихи для эстрадного исполнения. Она опять было занемогла и опять выздоровела, вследст вие чего – пишет тебе рядом с маэстро5 сидя за моим письменным! А маэстро тоже и тем же занимается.