— Я ж тоби кажу, що воны с собой возят три бочки спирту. Щоб мени лопнуть! Сами матросы казали!
— Казалы… твою мать. А як ты визьмешь спирт?
Парень со шрамом осклабился и, склонившись к начальнику, зашептал.
Рыкало слушал мрачно, но понемногу его глаза разгорелись злобными и веселыми огоньками.
— Ты не брешешь?
— Ни, як можно!
— Добре! Покличь! Зараз!
Командир бронепоезда гулял возле станции с Приходько и Пуней, Он рассказал Приходько о столкновении с Рыкало.
— Конечно, мы, товарищ, здесь от всего отрезаны. Я и то говорил товарищу Пуне, что бог их знает, кто они. Вы вот доберетесь до города, сделайте милость, скажите, чтоб хоть инструктора какого прислали. Пропадешь тут совсем.
Вокруг гуляли матросы с хреновинскими дамами. В теплом майском воздухе слышались взвизгивания, смех, песни, треск разгрызаемых подсолнухов.
К Приходько и Пуне подошли дамы из хреновинской аристократии — дочь священника, учительница, телеграфистка и вдова убитого Харченко, Лариса Петровна, румяная, веселая крупитчатая женщина, с пышным станом, тугими розовыми губами и теплой ясностью серых глаз.
Их познакомили с командиром. Он посмотрел на Ларису Петровну и облизнул обветренные боевым ветром губы.
Осатанелое трехлетнее скитание в бронепоезде, среди грохота и духоты стальных клеток, приучило его смотреть на вещи просто.
Сегодня женщина — завтра смерть.
И он, не имевший в жизни ничего, кроме белой гимнастерки, желтых сапог и молодого тела, обращался с женщинами и со смертью одинаково небрежно и равнодушно.
Он оглядел еще раз высокую грудь, нежную шею и подумал:
«Ну, значит, игра будет!»
И, изогнувшись, изысканно, как маркиз, предложил ей руку.
Они долго гуляли вдоль перрона, и командир бронепоезда постепенно и настойчиво волновал женщину намеками и легкими, чуть заметными, но зажигающими кровь касаниями.
Потом отделились от остальной компании, ушли под густые своды акации, на кладбище.
Там оба обезумели от воздуха и поцелуев, и две тени, проскользнув по улице, скрылись в белом домике вдовы Харченко.
Командир забылся легким мечтательным сном на горячем плече нежной подруги.
Вдруг, сквозь сон, ему почудился пушечный выстрел. Мгновенно он был на ногах.
Удар повторился. Нет, это не выстрел, а тяжелый удар в дверь.
Командир чиркнул зажигалку и зажег свечу. В одну минуту он был одет. Лариса Петровна сидела на постели, испуганно закрывшись одеялом.
Он вышел в переднюю. Удар грянул в дверь третий раз.
— Кто там!
— Откройте… Срочное дело!
Командир отодвинул щеколду.
Дверь с грохотом распахнулась, в лицо ударил свет фонаря, и взглянули револьверное и три винтовочных дула.
Он схватился за карман, но получил тяжелый удар по руке, заставивший его шатнуться.
— Берить его да вяжить крепше! — прорычал вполголоса Рыкало.
— Вы с ума сошли? По какому праву?
— Цыц! Нишкни, твою в бога. — И ствол нагана больно ткнул командира в глаз.
— Шлюху тоже забирайте, щоб не болтала, — распорядился Рыкало.
Связанного командира и не помнящую себя от ужаса Ларису Петровну, едва набросившую блузу, поволокли под винтовками через спавшее местечко и посадили в подвал, где томились хреновинские буржуи и контрреволюционеры.
В подвале было душно, пахло мочой и потом и нездоровым запахом грязных, немоющихся людей. Арестанты спали тяжелым сном.
Лариса Петровна бессильно опустилась на нары.
— Что же это такое?
Командир пожал плечом.
— Это ему не пройдет! Я камня на камне от этого гнезда не оставлю!
Лариса Петровна заплакала.
Рано утром на вокзал явился отрядник, вооруженный с ног до головы. Часовой остановил его.
— Тебе куда?
— А кто у вас старшой? Дело есть!
— Командира нет! Он где-то в местечке!
Отрядник усмехнулся.
— Мени командира и не треба. А хто его замищает?
Матрос свистнул: подошел разводящий.
— Да по какому делу?
— А от тут в папири прописано. Тильки срочно!
— Хорошо, разбужу помощника.
Помощник командира Буров, старый флотский кондуктор, храбрец и пьяница, долго не мог проснуться, потом повернулся, зажег свечу и взял бумагу.
Пока он читал ее, лицо его вытягивалось, и отвисала нижняя губа.
На бронипоезд «Республика»
Начальник корательного отряда в мистечки Хриновыне извещаить вас, што ваший командир есть действительно арестован при отряди за контрреволюционные паступки с начальником отряда и разврат жизни с евоной полюбовницей и приговорили обчим постановлением к разтрелу, что и будит произведено семь часов утру, если вы ни дадити две бочки спирта, только казонный, а ни самогон.