Еще не оправившись от первого страха, он на мгновение мог удовлетворить свое любопытство. Он больше не отрывался взглядом от круглой вершины холма, единственного заметного выступа, возвышавшегося над отлогой линией широких полей. До Аттуа было слишком далеко, различить прислугу недавно поставленных туда прусских пушек не удавалось; при каждом залпе над лесом, где, они, наверно, были скрыты, виднелись только дымки. Морис понимал, что захват неприятелем этой позиции, оставленной генералом Дуэ, — дело опасное. Она господствовала над окрестными плоскогорьями. Батареи, открывшие огонь по второй дивизии 7-го корпуса, сразу опустошили ее ряды.
Теперь немцы пристрелялись; на французской батарее, близ которой лежала рота капитана Бодуэна, были убиты один за другим два канонира. Осколком ранило одного солдата из этой роты, каптенармуса; ему оторвало левую пятку, он завыл от боли, словно в припадке внезапного помешательства.
— Да замолчи ты, скотина! — твердил лейтенант Роша. — Чего орешь? Подумаешь, пятку отхватило!
Раненый вдруг успокоился, замолчал и застыл, схватившись за ногу.
Чудовищная артиллерийская дуэль продолжалась, все усиливаясь; снаряды летали над головами солдат всех полков, лежавших среди сожженного, мрачного поля; под жгучим солнцем не видно было ни души. В этом безлюдье проносился лишь гром, веял разрушительный ураган. Казалось, пройдут еще часы, а это не прекратится. Между тем уже обнаруживалось превосходство немецкой артиллерии: ее снаряды ударного действия разрывались почти все на больших дистанциях, тогда как французские снаряды с трубкой, значительно менее дальнобойные, воспламенялись чаще всего в воздухе, не достигая цели. И французам не оставалось ничего другого, как свернуться в комок, зарыться в землю. Нельзя было даже облегчить душу, утешиться, стреляя из ружья. Стрелять? Но в кого? Ведь на пустынном горизонте по-прежнему ничего не было видно.
— Когда же мы наконец начнем стрелять? — вне себя повторял Морис. — Я дал бы сто су за то, чтоб увидеть хоть одного пруссака! Это черт знает что! Тебя обстреливают, а ты не можешь ответить!
— Погоди! Может, придет и наш черед, — спокойно ответил Жан.
Слева послышался конский топот. Они повернули головы и узнали генерала Дуэ; он спешил сюда со своим штабом, чтобы проверить, стойко ли держатся его войска под грозным огнем немецких батарей. По-видимому, он остался доволен и отдал несколько приказаний; вдруг из-за ложбины появился генерал Бурген-Дефейль. Хоть и придворный офицер, он беспечно ехал рысцой под снарядами; со времен африканской войны он упрямо придерживался устаревших взглядов и ничему не научился. Он кричал и размахивал руками, как Роша.
— Я их жду, я их жду сейчас! Врукопашную!
Заметив генерала Дуэ, он подъехал к нему.
— Генерал! Верно, что маршал ранен?
— К несчастью, да. Я сейчас получил записку от генерала Дюкро. Он мне сообщает, что маршал назначил его командующим армией.
— A-а! Генерала Дюкро!.. А что он приказал?
Генерал Дуэ безнадежно махнул рукой. Уже накануне он почувствовал, что армия погибла, и тщетно доказывал необходимость занять позиции на Сен-Манже и на Илли, чтобы обеспечить отступление к Мезьеру.
— Дюкро осуществляет наш план: все войска сосредоточатся на плоскогорье Илли.
Он опять махнул рукой: слишком поздно!
Грохот пушек заглушил его слова. Морис хорошо понял их смысл и пришел в ужас. Как? Маршал Мак-Магон ранен, генерал Дюкро командует вместо него, вся армия отступает на север от Седана? А обреченные бедняги солдаты даже не знают об этих важных событиях! И эта страшная игра предоставлена воле случая, прихоти нового руководства! Морис почувствовал путаницу, окончательную дезорганизацию армии: ни командующего, ни плана; армию дергают во все стороны, тогда как немцы неуклонно, с точностью машины, идут прямо к цели.
Генерал Бурген-Дефейль уже отъехал, как вдруг генерал Дуэ получил новое известие, привезенное запыленным гусаром, и громко крикнул:
— Генерал! Генерал!
Его голос так звенел от удивления и волнения, что заглушил гул выстрелов:
— Генерал! Командует уже не Дюкро, а Вимпфен! Да, он прибыл вчера, в самый разгар отхода от Бомона, и принял от де Файи командование пятым корпусом… Вимпфен сообщает, что, по предписанию военного министра, он назначается главнокомандующим, в случае если этот пост окажется свободным… Мы больше не отступаем! Приказано идти на прежние позиции и оборонять их.
Генерал Бурген-Дефейль слушал, широко открыв глаза.
— Черт подери! Надо бы справиться… Ну, да мне наплевать!