Логунов пил чай у Хижняков, но взглянул на подтянутые щеки хозяина и согласился.
— Она спит. Пожалуй, в самом деле прихворнула. В такие морозы целыми днями ездит по району. То на нартах, то на грузовик пристроится. — Иван Иванович забрал по пути пепельницу с окурками и вышел на кухню.
Логунов осмотрелся. Еще чувствовалась заботливая женская рука, но как будто хозяйничала посторонняя женщина: пришла утром, прибрала, смахнула пыль — и до завтра, оттого домашний кабинет напоминал канцелярию, где заночевал кто-то из сотрудников.
«Неужели Ольга Павловна воспользуется его отъездом и уйдет совсем? — с острым сожалением подумал Платон. — Прискорбная история! Но отсоветовать ему поездку я не могу! Не только потому, что мы слово дали и там ждут доктора, а потому еще, что нельзя им сейчас оставаться вместе в таком состоянии. Его отъезд поможет обоим выпрямиться. Вмешиваться и уговаривать их на мир и любовь просто невозможно: тут и ссоры-то не было. Произошел какой-то скрытый глубокий надрыв. А очень жаль! Теперь, когда Ольга Павловна стала работать, могла бы сложиться у них замечательная семья!»
— Чай уже готов! — сказал Иван Иванович, появляясь в дверях с чайником. — Сейчас печи топятся до поздней ночи.
Легко двигаясь по комнате, он перенес на диван машинку, собрал бумаги и ловко расставив на столе посуду, стал доставать то из шкафчика, то с окна из-за занавески масло, сыр, початую бутылку коньяку и банки консервов — видимо, привык опять обходиться без женской помощи.
— Выпьем за дружбу! — сказал он, усадив гостя и усаживаясь сам. — Спасибо, что зашли. А я явился из больницы и сразу к машинке. Все-таки работа — лучшее средство для успокоения, — добавил он, но вдруг задумался и долго сидел так, забыв о Логунове. — Давайте выпьем и за любовь, — встрепенувшись и не заметив сделанной им длинной паузы, предложил он. — Что вы так на меня посмотрели? Ведь мир хороших человеческих чувств не изменился оттого, что с одним чудаком произошло крушение. И этот чудак не сделался скептиком, не впал в пессимизм…
Логунов представил свои отношения с Варварой и, тоже забыв о рюмке, сказал убежденно:
— Сделаться разочарованным скептиком может только самолюбивый эгоист. Такой считает, что его обязательно должны ублажать, а раз нет, раз его обидели, обделили или обманули, он начинает чернить все на свете. А жизнь так богата, так разнообразна!
— «Прекрасное — это жизнь», — процитировал Иван Иванович. — Значит, самое прекрасное — народ, потому что он вечен. А маленький скептик в любую минуту может прекратить существование. Я хочу быть частицей народа, и я верю в прекрасное. — Лицо доктора поразило Логунова выражением светлой скорби. — Говорят, любовь слепа, — продолжал он, почти вдохновенно, — а, по-моему, у нее тысячи глаз; ведь находит же она одного своего среди миллионов, и не лучшего выбирает, а необходимого.
«Какой ты хороший! Какой ты умница! — с сердечным волнением подумал Логунов. — Но как ты дал возможность другому стать между вами? Да, плохо пришлось бы Скоробогатову, если бы он оскорбил не чудака Коробицына, не Ольгу Павловну, а чувство самого Ивана Ивановича. Этот разнес бы его вдребезги. Но по-настоящему, по партийному он сам должен осудить себя, подумав хорошенечко, что произошло в семье».
— Почему же тогда разочарования? — словно проверяя искренность слов доктора, спросил Платон.
— Плохой выбор. Значит, человек поспешил и взял не то, что надо. — Нервная судорога исказила на миг черты Аржанова. — Нельзя спешить с этим делом. Ведь тут вопрос всей личной жизни. Голубчик, Платон Артемович! Женитесь только тогда, когда не сможете дышать без вашей избранницы, — добавил он с жаром. К сожалению, в таком состоянии трудно определить, могут ли дышать без нас!.. — поправился он, — вспомнив, что Логунов уже выбрал, и выбрал тоже несчастливо, — опустил голову, и первые ранние седины сверкнули в его густых волосах.
— Произносим тосты, а рюмки стоят… — невесело пошутил Платон, испытывая противоречивое чувство расположения и ревнивой досады. — За вашу поездку! Желаю вам успеха. Вы встретите там столько трудностей и таких хороших людей!.. Поездки по северу запоминаются на всю жизнь.
— Да, я знаю заранее, что эта поездка мне запомнится!.. — Иван Иванович горько усмехнулся, выпил и потянулся за закуской. Глаза его засветились знакомой Логунову искоркой. — Я открою в тайге маленькую больничку, а если попадутся особенно интересные больные, привезу их сюда, чтобы изучить всю историю болезни. Вот недавно у меня был случай… — И уже с увлечением Иван Иванович стал рассказывать о больном с какими-то мудреными осложнениями в симпатической нервной системе. — Я его вырезал. Огромный! Вот такой! — Хирург отмерил ногтем на кончике вилки длину около двух сантиметров, никак не вязавшуюся в представлении инженера Логунова со словом «огромный»; размышляя, Логунов улавливал дальше лишь отдельные слова. — Отодвигаю сонную артерию… очень глубоко… Я даже не сразу смог выбрать его оттуда. Когда больной проснулся, резкие боли в руке уже исчезли.