— Какой уж там красавец! — Иван Иванович криво усмехнулся. — Впервые слышу.
— Я вам не ради приятности, а от души говорю. Только где и что кольнуло, не понимаю. Переутомление разве? Выпейте сейчас хорошую стопку водки для… дезинфекции, и все пройдет.
Приняв эту стопку из рук Хижняка, Иван Иванович задумчиво посмотрел сквозь нее на дымящееся блюдо с горячими пельменями-колдунами, окруженное тарелочками с закуской.
— Чистая! — сказал Хижняк, продолжая хозяйничать за столом. — Прозрачная, как слеза… Ну, за будущую поездку! — Выпил, крякнул, округлив синие глаза: — Хороша-а!
— Почему в женском роде? — грустно пошутил Иван Иванович. — Это ведь «он»!
— Точно! Разведенный, но силен. На прошлой неделе одна гражданочка зашла в магазин, постояла у прилавка, где продавали спирт, и упала в обморок.
Елена Денисовна удивленно покачала головой:
— От одного запаха опьянела!
— Положим, не от одного запаха… Тут как раз по твоей части… На материке ее лечили от радикулита, с ногами у нее плохо. После того как упала в магазине, совсем обезножила и слегла.
— Так это дочь Мартемьянова! Я уже смотрела ее. Помните, Иван Иванович… Та, которой придется делать кесарево сечение: у нее почти полный паралич обеих ног и мышцы брюшные парализованы, а беременность первая. Сама она ни за что не разродится.
— Сколько месяцев?
— Восемь исполнилось. По-моему, ошибается она в сроках. Похоже, что вот-вот и родить пора.
— Невропатолог наш уже смотрел ее?
— Сегодня дал заключение, — ответил за жену Хижняк.
— Завтра я сам займусь ею, — решил Иван Иванович. — Совсем не нравятся мне такие симптомы!
— А помните, что было в прошлом году с женой геолога с Холодникана? — напомнила Елена Денисовна.
— Еще бы не помнить! Я обследовал ее вместе с Валерьяном Валерьяновичем…
— Валентиновичем, — поправила акушерка.
— Ему, как невропатологу, так больше идет… Обследовали и поставили диагноз: менингиома в правой лобно-височной. И я оперировал. Полностью удалил, а опухоль была почти с кулак. Хорошее чувство, когда операция сделана радикально! — Иван Иванович, увлеченный воспоминанием, взглянул на Ольгу, и у него сердце зашлось от боли: такая далекая, холодная сидела она за столом, с явной скукой слушая надоевшие ей разговоры о болезнях и диагнозах.
— Да-да-да! Совсем не нравятся мне такие симптомы… — Почти не сознавая того, повторил Иван Иванович, с тяжелым чувством отворачиваясь от жены.
— Четвертого мая вы взяли больную на стол, а шестнадцатого июня начались роды, — любовно припоминала Елена Денисовна. — К этому времени она уже сделалась нормальной: начала интересоваться своим состоянием, спрашивать о семье. И мальчишку какого хорошего родила… — Елена Денисовна хотела еще что-то сказать, но в дверь постучали и вошел Игорь Коробицын.
На него, редкого гостя в этой комнате, посмотрели удивленно.
— В субботу у Пряхиных будет маленькая вечеринка, — сообщил Игорь, обращаясь главным образом к Ольге. — Пава Романовна очень просила меня передать вам… Если вы желаете принять участие…
Казалось, что-то оскорбительное было в выражении его черных глаз и маленького рта, когда он смотрел на Ольгу.
«Неужели он?» — подумал Иван Иванович, переводя взгляд на жену. Да, с нее точно спала завеса отчуждения, и лицо ее светилось живой внимательностью. «В самом деле он!» — ахнул про себя пораженный Иван Иванович.
— Так вы согласны? — спросил и его Коробицын.
— Нет, я не могу, — глухо ответил доктор, с трудом удерживаясь от желания наговорить грубостей.
— Напрасно, будет очень весело…
— Не могу, не могу! Занят. У меня работа. Ежели Ольга Павловна хочет, ее воля…
Может быть, Ольге следовало сказать, что ей тоже некогда. Но она, сразу взволнованная, подумала о выздоровлении Таврова, о том, что теперь он обязательно придет к Пряхиным, чтобы встретиться с нею.
— Передайте Паве Романовне благодарность за приглашение, скажите, что я зайду к ней сегодня же.
«Да, она обязательно будет на вечеринке у этой пошлячки!» — в каком-то угарном состоянии размышлял Иван Иванович, уставясь невидящим взглядом в испуганное лицо молодой женщины, лежавшей перед ним на больничной койке.
У женщины пышный узел русых волос, сбившийся к плечу, голубые глаза, и вся она светлая, милая, с высоким животом будущей матери.
— Как звать? — спохватившись, ласково спросил Иван Иванович.
— Маруся… Мария Петровна.
— Ну… Маруся Петровна, на что вы жалуетесь?