Несмотря на свою расчетливость, Паулина никогда не отличалась мелочностью, и если Зандарту случалось потратить неизвестно на что сотню — две латов, она не надоедала ему с расспросами. Как-никак, благодаря его общительному, добродушному нраву круг клиентуры все расширялся, а что касается семейной жизни, там все выглядело в высшей степени прилично и благопристойно. Два розовых херувимчика — две девчурки — составляли предмет неусыпных забот обоих родителей. На разных торжествах, на балу прессы, на всех премьерах Гуго Зандарт всегда появлялся под руку со своей супругой. Конечно, проницательное око Паулины не могло не замечать маленьких увлечений Гуго, но она давно пришла к выводу, что благоразумнее всего смотреть на них сквозь пальцы. Перебесится, набегается — и опять домой вернется.
Да и сам Зандарт чуть не со слезами умиления говорил всегда о святости домашнего очага. Самым большим удовольствием для Зандарта было показывать своим дочуркам маленьких жеребят. Девочки кормили их сахаром, а потом шли глядеть гордость конюшен — пятилетнего жеребца Альбатроса, удивительно добродушное и милое животное. Завидев девочек, он тихо, ласково ржал, тыкая им в плечи бархатной теплой мордой, а когда ему протягивали сахар, он так деликатно брал его, что даже не касался ладони. Но больше всего девочки радовались, когда им показывали двухгодовалых жеребят, названных их же именами — Расмой и Илгой. Зандарт возлагал на них большие надежды и с нетерпением ждал, когда они подрастут и начнут участвовать в рысистых бегах. Они уже числились в списках участников дерби 194! года как претенденты на главный приз.
Владельцем конюшен Зандарт сделался не так давно — всего года три, хотя в душе всю жизнь был заядлым лошадником, и в этой сфере деятельности он проявил такую энергию, что его конюшни скоро заняли одно из первых мест.
Всего у него было около двадцати лошадей, — больше он не держал. По крайней мере половина их участвовала в рысистых бегах. Красою конюшен был знаменитый ганноверский жеребец Регент, в лучшие свои годы стартовавший на первоклассных ипподромах Америки и Европы. Поставленный им за границей рекорд равнялся 1 минуте 16 секундам. Правда, в Риге он ни разу не показал лучшего времени, чем 1 минута 24 секунды, но и этого было достаточно, чтобы числиться одним из главных фаворитов рижского ипподрома.
Один из сыновей Регента — Орлеан — уже стартовал в 1939 году в первой группе, вместе со своим отцом, и обещал со временем побить его рекорд. Пока он показал только 1 минуту 28 секунд, но сам Зандарт и его тренер Эриксон отлично видели, какие возможности таятся в жеребце. Когда-нибудь в будущем, думал Зандарт, когда никто не будет ждать от него чудес и публика перестанет играть на него, — он себя покажет. И тогда Гуго Зандарт положит в карман крупный выигрыш.
Каждое утро он по нескольку часов проводил в конюшнях: следил за конюхами, наблюдал за тренировкой, обсуждал с Эриксоном свои планы. Можно было бы сказать, что главная часть его души принадлежала конюшням, если бы ее не оспаривал прекрасный пол. Но и здесь Зандарт проявил себя истым спортсменом: он постоянно рвался к новым рекордам.
За последнее время он все чаще и чаще стал задумываться, каким бы манером одолеть сердце Эдит Ланки. Ее холодные и насмешливые шутки до того обескураживали Зандарта, что иной раз у него руки опускались. Главное — он боялся рисковать: сделаешь неправильный ход — и все пропало. Нащупать бы ее слабую струнку, а так, ухаживать вслепую — нет никакого интереса. Очаровать ее своей наружностью он не надеялся, — сам понимал, какой это слабый козырь.
На всякий случай Зандарт решил терпеливо выжидать и наблюдать: тише едешь — дальше будешь.
Однажды утром Эдит исполнила, наконец, свое обещание, — приехала посмотреть конюшни.
Зандарт, не переставая говорить, водил ее от стойла к стойлу и показывал свои сокровища.
Эриксону заранее было сказано, что гостья подыскивает подходящего рысака, и тот со всей добросовестностью решил помочь хозяину. Пустив в ход запасы профессионального красноречия, он усердно расхваливал самых посредственных лошадей, от которых ничего не ждал.