— Пустите его, звери! — закричала Марта.
Но никто ее не слушал.
Екаба оторвали от кровати и вытолкали в коридор. С порога он еще раз оглянулся назад. На столике около кровати горела маленькая керосиновая лампочка. Он увидел лицо Марты, ее широко раскрытые, полные ужаса глаза. Неподвижным взором смотрела она на него. Потом двери захлопнули, и он очутился на улице, в темноте. Ветер шуршал хвоей сосен. В лицо брызгали редкие дождевые капли.
Из маленького домика послышался дикий, нечеловеческий вопль. Екаб вздрогнул, рванулся обратно: она там была одна, совсем одна.
— Смилуйтесь, ведь жена рожает! — воскликнул Екаб. — Неужели вы дадите ей погибнуть?
— Молчать… — сквозь зубы прошипел шпик.
Екаба сильно толкнули в спину. Как оглушенный, шел он сквозь тьму все дальше и дальше от маленького домика на окраине, откуда все слабее и слабее доносились стоны Марты.
Эти стоны никогда не переставали звучать в его ушах, как бы далеко он ни ушел от этого места, какой бы долгий срок ни прошел с этого дня. В тюрьме и на свободе — везде, где бы он ни был, его преследовал этот терзающий стон.
С тех пор он больше не видел Марту.
Когда прошло Первое мая, этот грозный для всех угнетателей день — день могучей переклички угнетенных всех стран, — Екабу Тирелису за сопротивление полиции пришлось пробыть в тюрьме еще некоторое время.
Однажды вечером он вернулся домой. Марты уже не было. Своего маленького сына, не знавшего материнской груди, он разыскал в приюте. Они начали жить вдвоем.
Екаб Тирелис с той памятной ночи стал мрачнее и серьезнее. Он теперь думал не только о себе, о своей маленькой обыденной жизни. В ту ночь была открыта новая страница его жизни, и она родила новые думы. Потеряв навсегда свою милую Марту, Екаб Тирелис нашел новых друзей: это были его товарищи по классу, которых не могли запугать никакие угрозы и унижения. Это были те, кто высоко и смело держал красное знамя борьбы и свободы — так высоко, что ни один пресмыкающийся не был способен дотянуться и запятнать его, так высоко, что оно развевалось над всеми городами, над всей землей, приветствуя своих друзей и угрожая врагам.
Екаб Тирелис сошел с поезда на разъезде за пять километров до своей станции. Оттуда до усадьбы Калнакродзиниеков можно было добраться пешком за час. Но Екаб знал, что на станции будет много людей: местные крестьяне и, конечно, полицейские. Кто-нибудь из них непременно его узнает. А это вовсе не входило в расчеты Екаба — никто не должен знать, что он здесь.
Вместе с Екабом на разъезде сошли какой-то крестьянин и два землекопа. Все трое сейчас же сели в повозку и уехали. И хотя Екабу надо было идти по той же дороге, он, однако, перешел на другую сторону железнодорожного пути и по кочковатой, болотистой тропе направился в противоположную сторону. Дойдя до опушки леса, Екаб остановился и присел на пенек отдохнуть. Снег уже повсюду стаял. Кое-где появилась сочная молодая зелень. Кругом стояла такая тишина, что стук дятла был слышен за километр. Ранняя нынче весна…
Выкурив папиросу и убедившись, что за ним никто не следит, Екаб продолжал свой путь. Сделав большой крюк и миновав разъезд, он перешел через железнодорожное полотно и выбрался на проезжую дорогу. Он Не торопился. Все равно до наступления темноты близ усадьбы появляться нельзя. Как бы его ни тянуло туда, где он не был долгие годы, сознание подсказывало, что надо укоротить шаг, надо быть осмотрительнее и осторожнее. Дважды ему пришлось сходить с дороги и прятаться в кустарнике, чтобы избежать встречи с пешеходами. Потом он чуть было не столкнулся с лесником, который так бесшумно ехал на своем велосипеде, что за десять шагов не было слышно.
Лишь с наступлением сумерек Екаб почувствовал себя в безопасности. Почти в полночь он подошел к усадьбе Калнакродзиниеков. За яблоневым садом в темноте светились окна хозяйского дома. Большой скотный двор стоял возле самой дороги. Остальные хозяйственные постройки широким полукругом расположились вокруг дома, находившегося на возвышенности. О зажиточности хозяина усадьбы можно было судить хотя бы по тому, что он владел двумястами пурвиет земли, четырьмя лошадьми, двадцатью коровами, большим количеством сельскохозяйственных машин, а в летнее время нанимал на работу шесть-семь батраков. Когда-то Екаб ходил в школу вместе с сынишками хозяина. Теперь они уже взрослые люди и живут в Риге: один работает в министерстве чиновником, второй — в окружном суде. Когда Екаба Тирелиса судили первый раз, молодой Калнакродзиниек объявлял приговор суда — и сделал вид, что не узнал своего школьного товарища.