Четверть часа спустя он был уже в больнице. С большим трудом ему удалось выяснить, в каком корпусе находится его сын, еще больших усилий стоило найти палату и заставить дежурного врача впустить его таким, каким он был в это время — грязным от работы и тушения пожара. Следующие полчаса он, точно немой, просидел у смертного ложа сына, держа в своей руке его маленькую, уже похолодевшую ручку и всматриваясь в его личико с такой лаской и болью, как будто все то, что перенес Андрит, повторялось сейчас в его собственном существе. Жена сидела по другую сторону кроватки и всхлипывала, сдерживая рыдания. Ауструм, не глядя на нее, по временам произносил какие-то слова утешения.
Он опоздал на полчаса. Но он знал: если бы там, во время пожара, ему сказали, что произошло, даже и тогда он не пришел бы раньше. Все равно Андрит умер бы, не дождавшись своего папы.
Через некоторое время он встал, погладил еще раз холодное личико сына и сказал жене:
— Пойдем домой, Анна…
Он проводил ее до дому, впустил в квартиру, а сам направился обратно на завод. Сердце его обливалось кровью, и он ощущал щемящую боль от ужасной потери, но в то же время беспокоился и за завод: ликвидированы ли все очаги пожара? Как бы опять где-нибудь не начало тлеть…
Ночью он ходил около сгоревшего цеха, осматривал то, что еще осталось от укрощенной стихии, — черные угли и обгоревшие стропила… повсюду запах гари. Да, огонь был погашен, склад и механический цех удалось спасти, и завод сможет работать без перерыва — сгоревший цех восстановят, не прекращая остальной работы. Теперь пламя боли начало полыхать в его собственной груди. Но ведь этого никто не видел, это чувствовал и об этом знал только он сам. Чтобы как-нибудь уменьшить эту острую боль, он направился к новым станкам в механический цех и работал там до утра над монтажей какого-то станка.
Больше всего его мучило то, что он не смог быть у сына в момент его смерти.
— Но я ведь не мог уйти, пока пожар не потушили… — говорил он мне потом. — Мне надо было быть там до самого конца. Ведь это был мой долг…
Летом 1942 года, по поручению Центрального Комитета партии, мне надо было отправиться на Северо-западный фронт и прочесть несколько докладов бойцам Латышской стрелковой дивизии. То было грозное время, когда фашистская армия, сконцентрировав громадные массы военной техники, вновь рвалась вперед, стремясь достигнуть Волги. Весь советский народ с глубоким напряжением следил за исходом титанической битвы в южнорусских степях, и на устах человечества было одно слово: «Сталинград».
Под вечер, накануне отъезда, я прибыл в штаб одного из полков, чтобы повидаться с другом детства, тогда майором, исполнявшим должность начальника штаба. Ты ведь сам тоже не раз бывал на фронте и знаешь, что значит гостить на передовой линии. Телефонные звонки, связные, взрывы мин то впереди, то позади тебя, обрывающийся разговор с непредвиденными паузами после каждой фразы… Командный пункт полка находился в землянке на склоне небольшой ложбины, откуда ухабистая дорога вела ко второй линии обороны, а впереди, до самых неприятельских позиций, простиралось ровное, открытое место, на котором кое-где виднелся мелкий кустарник. Посреди этой равнины, на участке правого фланга полка, подымалась, вроде островка, метров на пятнадцать, небольшая высота. Она находилась в руках фашистов, и они старались удержать ее любой ценой, так как оттуда можно было хорошо обозревать местность. Уже несколько раз наши пытались отбить эту высоту, но пока безуспешно: слишком открытое место не позволяло развернуть более крупные силы.
Штаб полка получил приказ в следующую ночь овладеть высотой во что бы то ни стало, так как она была необходима для успешного проведения предстоящей более крупной операции наших войск. Овладение высотой предписывалось сделать небольшими силами, под покровом темноты, специально подобранными испытанными бойцами — без артиллерийской подготовки, которая в этом случае была невозможна. Вся операция строилась на внезапности атаки и неожиданности ее для неприятеля.
Как только в ротах стало известно о боевом задании, сразу же вызвалось много охотников, но больше одного стрелкового взвода для этого дела не требовалось, поэтому командир полка безжалостно отсеивал охотников и выбирал только лучших. Под вечер их собрали в кустарнике около командного пункта полка. Все, как на подбор, оказались комсомольцами и коммунистами, молодые парни и бессемейные мужчины, — командир дивизии приказал в эту операцию семейных не посылать. Ясно, что люди шли на смерть.