- Что это? - спросил Васька.
Я только хмыкнул.
И вдруг Васькина робость исчезла. Он двинулся вперед, шевеля локтями, и скоро я увидел его вихры у самой будки. Там зашумели, очередь подналегла, и немного погодя из толкучки выбрался взлохмаченный счетовод с двумя кругляшами мороженого.
- На! - сказал он хрипло и откусил свою порцию, как кусают хлеб.
- Во дает! - засмеялся я. - Лизать надо! А то так тебе ненадолго хватит!
- Ништяк! - восторженно пробасил Васька, куснул еще раз, еще и засунул в рот остатки мороженого, хрупая вафлями. Облизавшись, он помолчал, задумчиво глядя на мое мороженое - как я тщательно обвожу его языком, хмыкнул и сказал: - А ничо! Скусно!
Мы погуляли по мраморным лестницам и коврам, сходили в туалет, где Васька покурил, а я долизал мороженое, и пошли вслед за всеми в зал: зазвонил звонок.
Огни стали медленно гаснуть, и билетерши запахивали с железным грохотом занавески, прикрывающие выход, как вдруг Васька схватил меня за руку и потащил обратно.
- А ну ее, эту сказку! - сказал он, когда мы снова оказались в фойе. - Ты чо, маленький, что ли?
Я было надулся - после третьего звонка в зал не пускали, но Васька мотнул головой в угол:
- Вон я чо придумал!
Возле будки мороженщицы никого теперь не было, все ушли смотреть представление, и тетка в накрахмаленном чепчике, муслявя пальцы, считала горку разноцветных денег. Мое огорчение тотчас исчезло, Финист - Ясный сокол с его мечом утратил все свои доблести, и мы с Васькой бегом побежали через паркетный блистающий зал к синей будке.
Я все лизал мороженое, по старой своей привычке, и никак не поспевал за Васькой, а он подзуживал меня, чтобы я брал пример с него и жевал, а не валандался.
После каждой порции Васька ухарски вытаскивал из кармана деньги, клал их продавщице, хрупал вафлями, опять ждал меня - и я сдался. И тоже начал кусать, а не лизать.
Дело шло быстро, мы молчали, только причмокивали, и я чувствовал, как леденело у меня горло. Остановились мы как будто на десятой порции и то не потому, что объелись, а потому, что у Васьки кончились деньги.
- Всю зарплату? - спросил я деревянным голосом, ужасаясь Васькиной удали.
- Еще на одну осталось! - прохрипел он, разглаживая мятые бумажки, и добавил великодушно: - Хошь?
- Не! - ответил я совершенно искренне.
Но Васька уже протягивал рубли мороженщице. Она поглядывала на нас удивленно, но ничего не говорила.
Потом мы пошли в туалет, Васька снова покурил, предлагая мне папироску.
- Ты зыбни, зыбни! - уговаривал меня Васька. - Сразу отойдешь!
Но я так и не зыбнул. И наверное, зря.
* * *
Назавтра был последний перед каникулами день, а я не мог шевельнуться. Голова горела, как головешка, муторно и жарко, горло распухло, и я дышал с хрипом, тяжело потея. Мама заохала, вызвала врача и не пустила меня в школу. К обеду пришел доктор, потрогал мой лоб и даже не стал градусник ставить.
- Где это ты так? - спрашивала меня бабушка. - Сознавайся, опять снегу поел?
Ей почему-то всегда казалось, что я зимой ем снег, а весной лижу сосульки. А между прочим, никогда я снег не ел. Ну, может, раза два попробовал, так и то давно. Снег мне не понравился - он был какой-то сухой и бессолый, и я его больше в рот не брал, а вот бабушке всегда мерещилось, будто я снегоед какой-то.
"Дурак ты, дурак! - ругал я себя. - Надо было не слушать Ваську. Что он в мороженом понимает - первый раз увидел. Жадность одолела. Боялся, что Васька переест, дурачина ты, простофиля". Но бабушке в ответ мотал головой.
- Кхакхой снех, - хрипел я. - И так хонодхно!
Обедать я не стал, не было аппетита, и бабушка прямо извелась, уговаривая меня, протягивая ложку с супом. Да и о какой еде могла идти речь!
Солнце уходило за крыши, сугробы синели. Новый год подступал тихими шагами, а я хрипел и кашлял и не мог пойти на базар за елкой.
Так мы вчера уговорились с Васькой. Я прихожу из школы и бегу за елкой, а он, вернувшись с занятий позже, помогает мне ее украсить. Васька все не возвращался, а бабушка, когда я сказал ей про елку, даже возмутилась:
- Не брошу же я тебя!
Васька пришел уже под вечер. Он остановился у порога, разглядывая меня, а я только виновато развел руками - мол, видишь?
Васька шагнул в комнату, улыбнулся и сказал:
- Ништяк, и так проживем.
А я чуть не заплакал. Я-то надеялся на него. Я-то думал, может, Васька чего-нибудь придумает. Он увидел, как я скис, тряхнул головой и сказал:
- Ну дак ладно. Не боись. Я на базар сбегаю, - и исчез, оставив от валенок мокрые следы.
Как-то сразу стало полегче. И горло, кажется, отпустило. И будто бы даже жар спал. Я проглотил несколько ложек супа. Бабушка улыбнулась. Я улыбнулся тоже: Васька не мог подвести, такой уж он человек.
Но Васька пришел без елки.
- Пусто на рынке, - сказал он виновато.
"Ну все! Попраздновали называется". Я отвернулся к стене, закусив дрожащие губы.
- Сами виноваты, - укорила мама, - не могли вчера позаботиться или еще раньше?
- Вчера в театр ходили, - ответил я сдавленным голосом, готовый зареветь.
- Ну, ну! - сказала мама. - Постыдись Васи.
Но никого я стыдиться не собирался и начал уже хлюпать носом, как Васька вдруг сказал:
- Тетя Лиза, дайте топор.
- Зачем это? - всполошилась бабушка, заведовавшая всем нашим хозяйством.
- В лес пойду.
Я приподнял голову. В лес! Во дает Васька! Друг так друг, ничего не скажешь!
- Ни в коем случае! - заговорила, волнуясь, мама. - Сейчас стемнеет, а до лесу километров пять, заблудишься. Нет, нет!
- Не пропаду, - сказал он, посмеиваясь, - не бойтесь, я ведь деревенский!
- Нет, это безумие, - говорила мама, расхаживая по комнате. - Он просто не успеет. А если заблудится? - Она нервно шагала, поглядывала строго на меня и отворачивалась, будто Васька уже погиб в снежных сугробах.
Васька вернулся ровно через пять минут, весело смеясь. За ним вошла тетя Нюра. В вытянутой руке Васька держал за комель аккуратную маленькую елочку, такую ровную, такую зеленую и пушистую, что от одного ее вида хотелось смеяться.
- Где ты взял? - вскричал я и вскочил с дивана как был - в трусах и майке, совсем не стесняясь тети Нюры.
- Мамка принесла! - ответил Васька, вытаскивая топор из-за веревки. До ворот дошел, гляжу - встречь она! Да и с ней! - он кивнул на елку.