Она сказала, что родилась в довольно большом мексиканском городе в богатой семье, и поскольку она была единственным ребенком, родители баловали ее с самого рождения. Без малейшей ложной скромности Флоринда сказала, что всегда осознавала свою красоту, и добавила, что красота - это демон, который множится и процветает при наличии поклонения. Она заверила меня, что может без тени сомнения заявить, что одолеть этого демона труднее всего, и если я посмотрю вокруг на тех, кто красив, то обнаружу самых искалеченных существ, каких только можно вообразить.
Я не хотел с ней спорить, хотя мне очень хотелось сказать ей, что она несколько догматична. Должно быть уловив мое чувство, она подмигнула мне.
- Они искалечены, лучше не спорь, - продолжала она, - испытай их. Не соглашайся с их представлением о себе как о красивых и потому значительных, и сразу увидишь, что я имею в виду:
Она сказала, что вряд ли может винить своих родителей или саму себя за свое поведение. Все вокруг нее, словно сговорившись, с самого младенчества давали ей возможность чувствовать себя значительной и уникальной.
Затем она сообщила, что в отрочестве наслаждалась вниманием и связями с несколькими любовниками. В 18 лет она обстоятельно выбрала наилучшего мужа из одиннадцати серьезных поклонников и вышла замуж за Селестино, человека с большими средствами, старше ее на пятнадцать лет.
Свою замужнюю жизнь Флоринда описывала как рай на земле. К огромному кругу имевшихся у нее друзей добавились друзья Селестино, в результате получился большой непрекращающийся праздник.
Однако ее блаженство длилось только шесть месяцев, пролетевших незаметно. Все пришло к внезапному и жестокому концу, когда она заболела ужасной, загадочной, угрожающей болезнью. Ее левая стопа, икра и колено начали раздуваться, уничтожив прекрасные очертания ноги. Опухоль настолько разрослась, что на ноге начала лопаться кожа. Вся нога ниже колена покрылась язвами и гнойными выделениями. Кожа отвердела, заболевание было диагностировано как слоновья болезнь. Доктора пытались облегчить ее состояние, но их попытки были неуклюжими и болезненными, и в конце концов решили, что только Европа, где медицинские центры более развиты, может ее исцелить.
Эти три месяца для Флоринды превратились в ад. В отчаянии она думала, что лучше умереть, чем продолжать такие мучения. Ее страдания были так трогательны, что однажды девушка-служанка, будучи не в силах выносить их, призналась ей, что была подкуплена прежней любовницей Селестино, чтобы подложить ей в пищу яд, приготовленный магами. Для искупления своей вины служанка пообещала отвести ее к знахарке, которая, по слухам, является единственным человеком, способным обезвредить яд.
Флоринда усмехнулась, вспомнив свои затруднения. Она была воспитана ревностной католичкой, не верила в колдовство и индейских знахарей. Однако боль была настолько сильна, а положение - так серьезно, что она была готова на все Селестино категорически возражал. Он хотел сдать служанку властям. Флоринда вмешалась - не столько из жалости, сколько из опасения, что в одиночку она не найдет знахарку.
Внезапно Флоринда встала. Она сказала, что мне пора уезжать, взяла за руку и проводила к двери, как если бы я был старым и дорогим другом. Она объяснила, что я выдохся, потому что находиться в левостороннем осознании - значит быть в особом и неустойчивом состоянии, пользоваться которым нужно с перерывами. Это, конечно, не состояние силы. Доказательством было хотя бы то, что я чуть не умер Сильвио Мануэль попытался подстегнуть мое второе внимание, заставляя меня смело входить в него. Она сказала, что на земле не существует такого способа, которым можно было бы кому-либо или самому себе приказать накапливать знания. Дело это медленное, тело в надлежащее время в принадлежащих обстоятельствах безупречности само ускоряет накопление знания, без вмешательства желания.
Некоторое время мы стояли у входной двери, обмениваясь тривиальными любезностями. Внезапно она сказала, что причина, по которой Нагваль Хуан Матус привел меня к ней, состоит в ее осведомленности и подходе к концу времени его пребывания на Земле. Две формы инструктажа, которые я должен был получить в соответствии с искуснейшим планом Сильвио Мануэля, уже были завершены. Все, что осталось пока не сделанным, - это то, что она собирается мне сказать. Она подчеркнула, что в действительности это не совсем инструктаж, а скорее установление связи между нами.
В следующий раз дон Хуан привел меня к Флоринде и перед тем, как оставить у дверей, повторил мне то, что я уже от нее слышал, - что приближается время, когда он и его партия войдут в третье внимание. Не успел я задать ему вопрос, как он втолкнул меня внутрь дома. Его толчок перенес меня не только в дом, но и в мое самое острое состояние осознания. Я увидел стену тумана. Флоринда стояла в гостиной, как бы ожидая, когда дон Хуан втолкнет меня. Она взяла меня за руку и спокойно провела в жилую комнату. Я хотел начать разговор, но не мог говорить. Она объяснила, что толчок безупречного воина, подобного Нагвалю Хуану Матусу, может вызвать перемещение в другую область осознания. Она сказала, что я все время ошибался, считая, будто эта процедура важна сама по себе. Процедура вталкивания воина в другое состояние осознания применима только тогда, когда оба участника, и особенно толкающий, безупречны и обладают личной силой.
Тот факт, что я видел стену тумана, вызвал своеобразную физическую нервность - мое тело неудержимо дрожало. Флоринда сказала, что мое тело дрожит, потому что оно привыкло к активности во время нахождения в этом состоянии осознания, но что мое тело может научиться также фокусировать все самое острое внимание на том, что говорится, а не на том, что делается.
Она сказала, что введение в левостороннее осознание является своего рода ставкой на будущее. Заставляя меня входить в состояние повышенного осознания и позволяя взаимодействовать со своими воинами только тогда, когда я нахожусь в этом состоянии, Нагваль получает уверенность, что в будущем у меня будет ступенька, на которую я смогу встать. По мнению Флоринды, его стратегия состояла в выращивании небольшой части другого «я» с намеренным наполнением ее воспоминаниями о взаимодействиях. Это забудется, чтобы когда-нибудь впоследствии всплыть на поверхность и послужить отправной точкой для путешествия в неизмеримую безбрежность другого «я».
Поскольку я сильно нервничал, она предложила успокоить меня, продолжив рассказ о своей жизни, который в действительности являлся не историей ее жизни в мире как женщины, а повествованием о том, как богатой, избалованной никчемности помогли стать воином.
Как только она решила навестить знахарку, остановить ее было уже нельзя. Она отправилась на носилках, которые несли четверо слуг-мужчин в сопровождении служанки в двухдневное путешествие, изменившее весь ход ее жизни. Дороги не было. Они шли по горам, и иногда мужчинам приходилось нести ее на спине.
К дому знахарки они прибыли в сумерках. Место было хорошо освещено, в доме находилось множество людей. Какой-то обходительный старик сообщил ей, что знахарка поехала лечить пациента и вернется через день. Этот человек, казалось, был прекрасно осведомлен о деятельности знахарки, и Флоринде было легко разговаривать с ним. Он был заботлив и признался, что он тоже пациент. Свою болезнь он описал как неизлечимое состояние, заставляющее его забывать весь мир. Они дружески проболтали допоздна. Старик был настолько внимателен, что даже уступил ей свою постель, чтобы она могла отдохнуть и подождать возвращения знахарки.
Наутро она проснулась от острой боли в ноге. Какая-то женщина двигала ее ногу, нажимая на нее кусочком отполированного дерева.
- Знахарка была очень симпатичной женщиной, - продолжала Флоринда. - Она взглянула на мою ногу и покачала головой, сказав: - «Я знаю, кто это сделал. Должно быть, ему хорошо заплатили, или же он убежден, что ты - совсем бесполезное человеческое существо. Как ты думаешь, какое из этих двух мнений вернее?»
Флоринда засмеялась. Она приняла тогда знахарку за сумасшедшую или грубую и невоспитанную бабу. Она представить себе не могла, чтобы кто-нибудь в мире мог поверить, будто она - бесполезное человеческое существо. Несмотря на испытываемую ею жуткую боль, она многословно дала понять этой женщине, что является богатой и важной персоной, посмеяться над которой никому и в голову не придет.