— Я поручу это Гирланду, считаю его единственным человеком, способным кое-что сделать.
— Гирланд? Кто это?
Дорн горько улыбнулся.
— Вы задали хороший вопрос. Гирланд являлся лучшим моим агентом. Он везде и во всем был первым. И все же я был вынужден отказаться от его услуг. Этот человек по натуре бунтарь. У него совершенно отсутствует понятие совести, деньги для него все. Это тот тип людей, которые просто чудом остаются на свободе, в то время как их место в тюрьме… Он совершенно неразборчив в средствах, чемпион по карате и, надо отдать ему должное, — прекрасный стрелок. Он очень опасен, отважен, расчетлив и хитер. Он прожил в Париже достаточно много лет, чтобы изучить этот город, как собственный карман. Он свой среди отбросов общества: проституток, наркоманов, гомосексуалистов. Связи его более чем подозрительны, и тем не менее этот человек пользуется у всех доверием. У него имеются только две слабости: деньги и женщины. Если кто-то и сможет решить вашу проблему, то этот кто-то — Гирланд.
Шерман взволнованно смотрел на Дорна.
— Вы уверены, Джон? Ведь такой человек и сам с успехом может шантажировать меня. Мне кажется, вы говорите несерьезно.
— Гирланд никогда не будет шантажировать кого-либо. Я его слишком хорошо знаю. Он, конечно, своевольный, но у него есть и свои принципы. Если он брался за работу, то выполнял ее безупречно. Он единственная наша надежда. Я не говорил бы вам о нем, если бы не был уверен в этом человеке.
Шерман поколебался еще некоторое время, потом решительно махнул рукой.
— Кажется, у меня нет другой альтернативы, не так ли? Если он действительно такой, как вы говорите, наймите его. Но возьмется ли он?
— Едва Гирланд услышит запах денег, как согласится ради них на любую работу. Я думаю, это обойдется нам тысяч в двадцать. Я, конечно, попытаюсь уговорить его на меньшую сумму. Но за такие деньги Гирланд украдет самого де Голля!
Дрина нашел Лабри удобно устроившимся за столиком кафе, расположенного напротив отеля «Парк». Он тяжело опустился на стул рядом с Лабри, снял шляпу и вытер пот.
— Ничего не случилось за это время? — спросил он.
— Интересующий вас человек прибыл пятнадцать минут назад, — ответил Лабри, не глядя на компаньона. — Он до сих пор там.
— Никто больше не приходил?
— Нет.
Дрина недовольно поморщился. Он не любил Лабри и знал, что тот его тоже презирает. Полю Лабри было двадцать пять лет. Его мать, француженка, работала официанткой в маленьком кафе, а отцом скорее всего был какой-то американский солдат. Высокий, очень худой, с густой светлой шевелюрой до плеч, Лабри носил зеленые противосолнечные очки. Его друзья утверждали, что он даже спит в них. Одет он был в потертый свитер и обтягивающие бедра джинсы. В драке он был очень опасен. Всем было известно, что он хитер, очень коварен. И к тому же коммунист. Один из агентов Ковски встретил его в винном погребке, где Лабри перед группой хиппи излагал свою теорию коммунизма. Агент с интересом выслушал его и поспешил уведомить о Лабри своего шефа. С того дня Лабри начал работать на Ковски, изредка получая деньги от русских, но продолжая вести прежний образ жизни.
Ковски часто заставлял Лабри сводить знакомство с американскими туристами, что было для него, парня общительного, совсем нетрудным делом, предлагал туристам свои услуги в познавании ночного Парижа и попутно узнавал от них много разных вещей. Если сведения были достаточно интересными, они тут же передавались в Москву. Ковски не без основания считал Лабри прекрасным вложением капитала, платя ему восемьсот франков в месяц.
Подошел официант и, остановившись возле столика, вопросительно посмотрел на Дрину.
— Месье?
Дрине очень хотелось заказать водки, но Лабри мог донести шефу, что он пьет во время работы. Со вздохом сожаления он заказал кофе.
Едва официант отошел, как Лабри сказал:
— Неужели ты не можешь купить новую шляпу? В этой ты похож на утонувшего пса.
Дрина обиделся. У него и в самом деле не было денег на шляпу, но даже если бы они и были, он все равно не купил бы другую. Эта шляпа была памятью о тех счастливых днях, когда он жил в Москве.
— А ты не мог бы обрезать волосы? — буркнул он. — А то у тебя вид лесбиянки.
Лабри громко рассмеялся.
— А ты прогрессируешь на глазах, — сказал Лабри, когда удалось совладать со смехом. — Это не так плохо! Может быть, ты и не такой дурак, каким кажешься!
— Заткнись! — озлился Дрина. — Поезжай в Москву и делай там…